– Миледи, да вы философ…
– Вздор… Философы – это длинноволосые мужчины в тесных штанах, которые клянчат деньги у своих родственников. А я просто… – Она умолкла и вздохнула.
И действительно, заканчивать фразу с полной откровенностью было бы неразумно. Резерфорд лишь одарил бы ее снисходительной улыбкой, а она бы всматривалась в его глаза, пытаясь понять, какого цвета ободки вокруг его зрачков – голубого или серого (хотя подобная информация, как правило, совершенно ее не интересовала).
– Я просто вполне готова к тому, чтобы выпить бренди, – чуть помолчав, добавила Эстелла.
– Бренди – это хорошая идея, но нам необходимо его заслужить. – Едва заметным движением ноги Резерфорд придвинул к ней часть лежавших на полу веток. – Приступим, ваша светлость. Давайте украсим этих забытых парней лавровыми венками.
– Но у нас здесь только остролист и можжевельник.
– Они наверняка будут рады и можжевельнику. – Резерфорд как ни в чем не бывало уселся на пол – словно на мягкую подушку. – Возможно, им удастся извлечь из этих ягод джин, и тогда они устроят ночную вакханалию, оставшись без присмотра.
– Какой вздор… – пробурчала Эстелла. Но все же, не удержавшись, улыбнулась. Присев на корточки рядом с Резерфордом, она тоже принялась сплетать венки из колючих веток. – Да уж… Такое впечатление, что эти ягоды ядовитые… – пробормотала графиня.
– Тогда вы их ни в коем случае не ешьте. – Американец бросил на нее взгляд и резким движением закончил изготовление первого венка. Казалось, он прямо-таки излучал жизнерадостность, каковой сама она, к сожалению, не испытывала.
– Должна вас поблагодарить, мистер Резерфорд, – проговорила Эстелла. – За то, что отвлекли леди Дадли от разговора о моей причастности к проституции. Предполагаемой, конечно.
– Я просто подумал, что вам не очень-то приятно обсуждать свое скандальное прошлое, миледи. – Он подмигнул в ответ на ее возмущенное фырканье.
– Ох, Резерфорд, у вас… довольно-таки опасное чувство юмора.
– Вы так думаете?.. По-моему, гораздо опаснее вообще не иметь чувства юмора.
Поднявшись на ноги, он водрузил венок на ближайшую мраморную голову. Эстелла переместила вес тела на каблуки – ее лодыжки прямо-таки ныли от ужасного холода, исходившего от пола, – и воткнула веточку можжевельника в венок, изготовленный ею самой.
– Вот… Можете напялить это на голову еще одного древнего истукана. – Опираясь на холодную стену, она тоже встала. – Не понимаю, зачем нам нужно украшать чужое жилище. Вряд ли мы останемся здесь до Рождества.
