Овербек понял его затруднение, улыбнулся. Улыбка еще больше расположила Александра. Объяснились по-французски. Овербек заговорил медленно:
— Вы копируете Микеланджело… Видел копию Адама. Превосходная работа. Какое счастье быть в начале пути! Тут залог всей жизни.
Александр не запомнил, как это произошло, — праздник еще продолжался, а они с Овербеком покинули зал и шли к монастырю святого Исидора — на виа Лигурия, — в котором находилась мастерская Овербека.
Вот, оказывается, где он поместился со своими назарейцами. Быстрым взглядом Александр отметил запущенность монастыря, который по какой-то причине оставили монахи, мрачные коридоры, переходы, сводчатые узкие окна, тяжелые двери… Тут и пахнет по-особому: застоявшимся пыльным воздухом, мятой, богородской травой. И в то же время — что это? В монастырской трапезной Александр увидел трех юношей в черном, сидящих за мольбертами, они рисовали драпировки, наброшенные на манекены. Юноши поклонились Овербеку низко, по-монашески. Так же и он, а за ним и Александр поклонились юным художникам.
Несколько шагов по гулкому коридору, звук щеколды, скрип открывающейся двери — и Александр оказался в монашеской келье, превращенной Овербеком в студию. Вот у него как устроено… Напротив окон помещен на подставках большой холст — картина, над которой работает художник, — «Иоанн Креститель, проповедующий в пустыне». Сюжет этот Александра еще в Академии занимал. Тогда батюшка отговорил его от многофигурной композиции.
Рассматривая картину, Александр вспомнил недавнее посещение дворца прусского консула в Риме, одна из фресок во дворце — «Братья продают Иосифа в рабство» — была исполнена тою же рукой, что и этот «Иоанн» — условно, без полутонов. Потом он оглядел келью: распятие в углу, у окна, ширма в другом углу, за которой видна постель Овербека…
Картина его не задела, не взволновал Иоанн с косматой шкурой на плечах. Но поразили и обрадовали монастырь, убогая келья, сам художник — голубоглазый, беззащитный, добрый. Вот как надо служить искусству — отрешившись от суеты мирской, от пустых разговоров, от мыслей о приобретении богатства, чинов и званий…
И как хорошо было услышать здесь овербековский благостный голос:
— Мой юный друг, та дорога, которую вы избрали своей, — не пустяк, не легкая прогулка. Она потребует вас всего. Не будет, не должно быть у вас иной жизни, кроме искусства, тогда вам откроется истина, которую вы понесете людям. Искусство — дар божий. Да, да! Дар этот дается избранным. Через избранных должно идти к людям слово истины…
