Лепта - Пётр Кириллович Федоренко

Никогда не устанет удивляться Андрей Иванович тому, как начинается в юноше художник. Кажется, был всего-навсего способный рисовальщик, хорошо работал в натурном классе, складки греческих туник славно оттушевывал. И вдруг появилась в его рисунке душа! Ведь это любо-дорого посмотреть!

Андрей Иванович позвал Гришу Лапченко к себе в мастерскую, которая находилась в его квартире, тут же в Академии художеств, позвал, как нередко это делал, вроде бы потолковать об искусстве, а на самом деле и об искусстве потолковать и накормить домашним обедом способного ученика — несладко ведь живется ребятам на казенном содержании.

Декабрьский день уж померк, и Андрей Иванович рассматривал рисунок Гриши при свечах. Верно схватил Гриша напряженное тело Лаокоона{1}, опутанного змеями, неуловимыми штрихами передал не только его страдание, но и гордость… Надобно теперь, чтобы Гриша с других точек нарисовал героя. Пусть рука крепнет и развивается вкус на высоких образцах.

Андрей Иванович отложил рисунок, внимательно посмотрел на ученика: Гриша был хорош — черноглазый, чернобровый, что называется, писаный красавец. Правда, худ не в меру. Синяя казенная куртка как на вешалке болтается. Ну да были бы кости. Главное, понятлив Гриша… Андрею Ивановичу вспомнился Карл Брюллов{2}. Кто бы знал, как нелегко было его — своенравного, капризного — научить усидчивости, труду. Помог Лаокоон. Рисовал Карлуша скульптурную группу с разных точек сорок раз.

Андрей Иванович устроил рисунок Гриши на мольберте поверх своего картона «Целование Иуды», который выполнял для церкви военного поселения полка графа Аракчеева, потом присел рядом с Гришей. Был у него в мастерской старый, перемазанный красками диванчик, как раз двоим посидеть. Все в нем удобно и изящно: мягкое сиденье, гнутая спинка, подлокотники и ножки в виде львиных лап. Во время работы на нем нагромождались эскизы, книги. Пришел кто: Саша ли, сын, или, как сейчас, Гриша — садись, пожалуйста, рядом, покажи, что сочинил…

О том, за что богиня Афина покарала троянского жреца и сыновей его, наслав на них чудовищных морских змей, Андрей Иванович не раз рассказывал в классе. Сейчас ему важно было, чтобы молодой художник понял, отчего древние ваятели изобразили Лаокоона страдающим, но не кричащим от боли… Не в этом ли заключена суть искусства? Крик — это последняя ступень действия, а нужно, чтобы каждый, кто видит произведение искусства, мог предполагать, что было до этого момента и что будет потом…