Лепта | страница 31
Что ж, поклонимся Риму, о котором мечтали дома, потому что без Рима не бывает подлинного художника. Только тут его кисть обретает уверенность и силу! Как хорошо, что существует на свете Рим, в котором сам воздух пропитан искусством!
Александр Иванов и Григорий Лапченко, не отрываясь, во все глаза, разглядывали Вечный город, синеющие вдали Альбанские горы и не могли поверить в реальность происходящего. На самом это деле или только мнится, что они в Риме?
Они сдерживали свои восторги, опасаясь, по петербургской привычке, что кто-нибудь их осудит за это. Но Рим за три тысячи лет своей истории ко всему привык. В нем скопились сонмы памятников искусства, жили сонмы художников — у французов даже существовала здесь, на горе Пинчио, своя Академия художеств — и никому не было никакого дела до чувств новичков, до них самих, с их едва отпущенными художническими бородками.
Чтобы обратить на себя внимание Рима, нужно было покорить его своим искусством, своими картинами. Вот зачем они приехали сюда! Но пока они только ученики…
— Дорогой Александр Андреевич! — с улыбкой сказал Григорий. — Я чувствую, как в нашей жизни наступает важная эпоха — римантизм! А?
— Как ты сказал?
— Римантизм! Жизнь в Риме.
Он каламбурил, хотя и «романтизм» — тоже от Рима.
— В самом деле, римантизм! — рассмеялся Александр. И впрямь начиналась у них необыкновенная жизнь, романтическая эпоха, в которой заботы и хлопоты повседневности сами собой улетучились, теперь каждый день дарил им праздник.
Еще в Дрездене — они через Дрезден затем и ехали, чтобы увидеть «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, — впервые почувствовал Александр могущество живописи{24}. Он только вошел в зал, только увидел картину, как сейчас же утратил представление о времени, о том, где находится. У него сердце заколотилось необыкновенно. Такого в Петербурге никогда не испытывал. И нежность была в его душе, и радость, и сила.
Так вот что такое подлинная живопись. Это не просто краски на полотне. Это — власть над человеком!
Он несколько дней, не отрываясь, копировал карандашом голову мадонны, пораженно спрашивая себя: да неужели это человеком написано?
Здесь, в Риме, в Ватиканских станцах[2] Рафаэля, день и ночь будешь дивиться гению, ведь он написал эти грандиозные картины совсем молодым человеком, а мы в его пору лишь робкие ученики…
После Рафаэля поспешили в Сикстинскую капеллу к Микеланджело, но в нее не попасть, там замуровался прочной кирпичной кладкой конклав — кардиналы избирают нового папу. Струйка черного дыма из железной трубы на крыше капеллы извещает Рим, что папа еще не избран. Какой странный обычай — замуровываться в капелле… Только когда из трубы пошел белый дым, означающий, что избрание завершено — был избран папа Григорий Шестнадцатый, — каменщики разрушили кладку, закрывающую вход. А через несколько дней Александру разрешили построить леса, чтобы копировать самого Микеланджело. Эта работа была заказана ему Академией.