Лепта | страница 29
Плохо улавливая слова и отдельные фразы, Андрей Иванович понял: его, исторического живописца Иванова, за недостатки и несообразности, непростительные в картине «Смерть генерал-майора Кульнева», доказывающие, что он не может быть с пользой при классе исторической живописи, государь увольняет из Академии с честью и куском хлеба, то бишь с пенсией. Нужно лишь подать прошение об отставке.
Да-а. Всего ожидал Андрей Иванович — выговора, разноса, но это… У него дыхание перехватило. И сердце замерло. Неужели это возможно? Ведь это лучше с моста в воду…
Наконец, Оленин кончил читать. Стало слышно, как горят свечи, потрескивая фитилями, как прошуршала по снегу за окнами повозка… Но эта тишина для Андрея Ивановича была громче грома небесного.
— Такова воля государя императора, — счел нужным повторить Оленин, увидев, что ни Андрей Иванович, ни Пименов никак не придут в себя. — Поверьте, господа, я ничего не смог сделать, как ни желал. Государь непреклонен…
— Я не подам в отставку, — вдруг загремел, перебивая президента, Пименов. — Я не стар, здоров. Если мне бюсты государя и государыни не удались, так всякий художник не может избежать неудач!..
Он поднялся с кресел. Оленин подошел к нему. Он был по грудь высокому Пименову.
— Степан Степанович, зачем же усугублять неприятности? Смирением от государя можно многого достигнуть…
— В отставку не подам! Нет! — решительный и гневный Пименов вышел, не глядя на президента. — Честь имею!
Андрей Иванович молчал. Куда тут бунтовать? Он с трудом удерживался, чтобы слезы не брызнули. За несколько минут рухнуло его благополучие, утратились надежды. Теперь он никогда ничего не напишет. Ему остались… образа.
— Благодарю государя за внимание, за милость, за пенсию, — Андрей Иванович с достоинством поклонился Оленину и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Когда шагал к своей квартире, которую должен будет скоро освободить, он испугался, что весть о его беде убьет в чужих краях Александра.
Он тихонько пробрался к себе в мастерскую, присел на диван, сдвинув к подлокотникам палитру и ящик с красками, машинально принялся расстегивать и застегивать фрак. «Что же делать теперь? Что же теперь будет?» — отчаянно пытался он собраться с мыслями.
Ему попал на глаза помещенный над столом рисунок «группы Лаокоона» Гриши Лапченко. Он вспомнил свои рассуждения… Да, Лаокоон не кричал от боли. Но лучше бы закричал, ему бы легче стало…
Часть вторая
ЗАМЫСЕЛ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Что может быть досаднее? Александр мечтал о Риме, спешил в Рим, а перед самым Римом заснул в дилижансе. Путешествие и жизнь на колесах вымотали его. Шутка ли, позади остались Берлин, Дрезден, Вена, Милан, Флоренция с их знаменитыми галереями и храмами, расписанными великими художниками. Все лето ушло на них…