Потом была ночь. Теплая, ясная. Петербург был освещен тысячами огней. Слышались всюду бравурные марши, пение. Эти огни, музыка, веселье отчего-то тревожили. Казалось, светом и громом Санкт-Петербург заглушает страх перед восставшими, спешит поскорее их позабыть.
Вдруг Петя, взяв Сашу за отвороты куртки, заглядывая в глаза, прочитал страстно:
Владыки! Вам венец и трон
Дает Закон, а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон…
— Петя, ты что? Как можно? Услышат.
Эти стихи Петя однажды уже читал. Их написал Пушкин, сосланный поэт. Саше еще тревожнее стало.
— Нынче будут отправлять преступников в Сибирь, — сказал Петя, — пойдем смотреть?
Они отправились к Петропавловской крепости, к Петровским воротам. Тут, несмотря на поздний час, было многолюдно. Но в публике не было шуму, только одна молодая дама в шляпе с вуалью всхлипывала приглушенно, а рядом с ней стоявший седой господин успокаивал ее:
— Милая, ты должна держать себя в руках…
Нет-нет возникали кое-где голоса, шепот:
— Когда вешали, трое оборвались. Веревки, говорят, гнилые — лопнули. Вешали повторно.
— Это ужасно!
Саша услышал, как скрипнули ворота. Вот они раскрылись, из них выметнулась темная тройка с кибиткой в упряжке. Впереди кибитки сидели кучер с жандармом, сзади, на запятках, тоже был жандарм. В окне кибитки мелькнуло чье-то бледное лицо.
Тройка, взрывая тишину, промчалась по мосту. Чуть погодя появилась другая. Тоже прогремела быстро. За ней — третья. Саша внимательно всматривался в окошки кибиток. И вот! Показалось, или это правда — мелькнуло в четвертой лицо юного прапорщика, того, что был на Сенатской площади. Его профиль… Или это увиделось оттого, что о нем думал Саша?
Тройки промчались, скрылись за Невой… Ворота, проскрипев, закрылись. Публика стала расходиться. Плачущая дама теперь, не сдерживаясь, зарыдала. Ее усадили в карету, увезли.
И стало у Петропавловки пустынно, словно никого тут и не было. Только Нева плескалась в камни набережной и нарушала предрассветную тишину.
— Несчастные, зачем они погубили себя? — сказал Саша.
— Они никогда не вернутся в Петербург. Жизнь для них окончена, — вздохнул Петя. Помолчав, добавил тихо: — Я им завидую. Они — герои. Они молодцы, что вышли на площадь. Теперь все видят, что императорство держится одной силой. Оно отжило свое.
От этих слов Сашу в жар бросило: что Петя говорит, ведь он тоже бунтовщик!
Петя продолжал:
— У теперешнего поколения подрезаны крылья. Но придут, придут иные поколения. Увидишь.
