Когда я уйду | страница 30
— Ничего себе! — Не знала, что у меня акцент, но тут сама его услышала, сравнив свой говор с твоими гладкими интонациями.
Мы дошли до твоего дома, ты приподнял дверной коврик и достал ключ. Внутри было темно, и у меня засосало под ложечкой — тоскливое чувство, которое находит при возвращении в пустой дом.
— И что, они прямо светятся, такие фонари?
— Светятся.
Ты открыл дверь и скрылся внутри, оставив меня на пороге. Я ждала и ждала, даже испугалась, не забыл ли ты, что я снаружи. А потом ты вышел с ключом в руке. На его серебристых гранях отражалась луна. Ты вложил ключ мне в руку.
— Вообще я больше не ловлю светлячков.
— Почему? Это же весело.
(Знаешь, у Мэй и у Клейтона такой же вздернутый нос, как у тебя.)
— Не очень. Когда просыпаешься, они уже мертвые. Жалко их. — И ты исчез в темном доме.
Вот и всё. Я влюбилась. Понятно, что наши отношения развивались со временем. Год спустя ты уехал, но я все никак не могла забыть мальчика, который перестал ловить светлячков.
Я люблю тебя. С Днем святого Валентина. Спасибо, что потом опять меня нашел.
Твоя Натти (ха-ха)
«И откуда она все помнит?» — удивился Люк, утирая глаза. Он давно уже сполз на колени, облокотившись о кровать — поза почти молитвенная. Странно. Люк не молился с детства. Мольбы к Господу он возносил, с головой забравшись под одеяло, чтобы укрыться от криков, доносившихся снизу, — мама с отцом ругались. Господь не услышал тогда, не слышит и теперь.
В спальню ворвалась Мэй. Она уже собралась в школу — красный джемпер, под ним водолазка. Спутанные волосы разметались по плечам.
— С Днем святого Валентина, папочка!
Она запрыгнула ему на спину и обняла за шею.
— Тебя тоже, солнышко! — Люк повернулся и подхватил ее на руки, как принцессу. — Приготовила «валентинки»?
— Да, мне Джесси помогла. Очень классные получились. Она в Интернете посмотрела, как их делать.
— Надеюсь, мне тоже одна достанется?
— А как же! — Мэй подскочила на ноги. — Ой, подожди, я совсем забыла…
Она достала из кармана большую розовую расческу с резинками, обмотанными вокруг ручки.
— Заплетешь мне косички?
У Люка во рту пересохло. Он сто раз видел, как это делала Натали, и даже сам однажды попытался, однако ничего не вышло — пальцы слишком неуклюжие. Но разве можно расстраивать дочку в такой день?
— Садись. — С первой попытки зубцы расчески зацепились за узелок в волосах. Мэй вскрикнула. — Ой, прости, пожалуйста. Может, не стоит?
— Стоит, — ответила она, поколебавшись. — Две косички, пожалуйста, на прямой пробор.