— Да, — ответил Себастьян твердо.
Сеньорита Беренисе скрылась ненадолго и вернулась с тяжелым, тщательно упакованным предметом. Когда Себастьян развернул его при свете карбидной лампы в доме сеньора Картайи, он увидел револьвер. Это был устаревший «Смит и Вессон» с перламутровой рукояткой и длинным стволом, заряженный шестью огромными почерневшими пулями.
Черт побери, откуда у сеньориты Беренисе, белой и спокойной, как знамя мира, это устрашающее, внушительное и анахроническое оружие?
Что касается Кармен-Росы, то она молча смирилась с решением Себастьяна. Если Себастьян уйдет навстречу неизвестности, туда, откуда не все возвращаются, пусть по крайней мере он не сомневается в том, что она его поддерживает.
К тому же произошел случай, заставивший ее призадуматься. Каждый, кто ехал по большой дороге через льяносы, неизбежно попадал в разрушенный Ортис. Дорога пересекала старинную главную улицу, и взору проезжих открывались руины города с жителями, покрытыми язвами. Те, кто проезжал через Ортис впервые, смотрели на развалины с удивлением, иногда со страхом и были не в силах отделаться от ощущения, что их окружает причудливый, нереальный мир.
По направлению к Эль-Сомбреро в наемных автомашинах и на грузовиках часто проезжали женщины из Валенсии, Каракаса и других дальних мест. Между Ортисом и Эль-Сомбреро простиралась саванна, которую сеньорита Беренисе по-библейски называла юдолью слез. Потому что женщины — матери, сестры, жены и возлюбленные узников — ехали в Эль-Сомбреро со светлыми слезами надежды на глазах, а возвращались, утирая мутные слезы беспросветного отчаяния.
Кармен-Роса видела их с порога школы сеньориты Беренисе. Большей частью это были женщины из народа, закутанные в грубые шали и вытирающие слезы жалкими ситцевыми платочками. Сколько жертв они принесли, сколько они голодали, сколько раз перед ними пренебрежительно захлопывались двери, прежде чем им удавалось накопить денег на это длинное путешествие! И все только ради того, чтобы повидаться с ним или спросить, жив ли он. Но они возвращались, не повидав его и не получив ответа на свои вопросы.
Они редко останавливались в пустом печальном городке. Но однажды на главной улице затормозил старый хилый фордик, управляемый голубоглазым блондином с острым профилем. В машине сидели две женщины, мать и дочь, такие же бледнолицые, как сеньорита Беренисе.
Окутанная дымом, машина появилась в Ортисе, хрипя, как больной пес, и ковыляя, как охромевший мул. Подпрыгнув, она с треском остановилась перед дверью школы, единственной дверью, открытой в этот полуденный час, в которой стояла Кармен-Роса, единственная, кого можно было увидеть среди пустынных развалин.
