Мертвые дома | страница 42



Юноша с острым еврейским носом произнес:

— Plurima mortis imago…[6]

Варела встряхнулся, пробужденный латынью, которая была выше его разумения.

— Молчать!

На этот раз они молчали долго. Теперь автобус шел на малой скорости. Они медленно двигались навстречу ночи. На горизонте замигали огоньки лагеря Паленке.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кум Фелисиано

22

Колея, оставленная желтым автобусом, сначала исчезла с пыли саванны, потом с песчаного русла пересохшей реки, но она не исчезла из сердца Себастьяна. Когда он сказал в патио Вальенов: «Надо что-то сделать», это были не пустые слова; он внимал им как настойчивому велению своей человеческой совести. Пытаясь отыскать в аромате трав, в крике выпи, грязном зеркале болот ответ на мучивший его вопрос, он ездил из Парапары в Ортис на свидания с Кармен-Росой, из Ортиса в Парапару после свиданий с Кармен-Росой теми же тропами, что и прежде, но весь во власти охватившего его порыва.

Он говорил Кармен-Росе о таких вещах, которые прежде никогда его не волновали и даже о существовании которых он, казалось, не догадывался до тех пор, пока перед кабачком Эпифанио не остановился автобус с узниками.

— Разве можно терпеть такое! Нашей страной правят варвары, вооруженные копьем и кнутом. Нужно быть кастратом, а не мужчиной, чтобы молча смиряться и не противиться этому, чтобы согласиться с этим, словно ты сообщник.

Через неделю он сказал:

— Студенты оставили свои дома, свои книги, своих девушек и пошли в застенки Ротунды и Кастильо, пошли под пули, пошли на смерть в Паленке. Было бы преступлением оставить их одних.

В следующее воскресенье он сказал:

— Тех, кто приказывает, — четверо, двадцать, сто, десять тысяч, не больше. А нас, тех, кто терпит удары и склоняет голову, — три миллиона. Я верю, что можно что-то сделать. Я не мечтатель, не деревенский поэт, я родился в льяносах, я своими руками зарабатываю на жизнь, умею выращивать быков и объезжать лошадей. Я знаю, что можно что-то сделать.

Кармен-Росу очень беспокоили настроения Себастьяна, но она не возражала, а только слушала, взволнованная и немного печальная. Как мог бороться Себастьян один, без оружия, в этом безлюдном малярийном краю, против безжалостной, всемогущей, всеподавляющей государственной машины? С таким же успехом могла бы попытаться травинка задержать движение трактора или желтая бабочка льяносов преградить путь ветру своими слабыми крыльями. Но было бы бесполезно приводить эти доводы Себастьяну. Кармен-Роса уже изучила его и знала, что, когда он принимает решение, глаза его становятся упрямыми и никто и ничто не заставит его свернуть с дороги, которую он избрал.