Смуглый симпатичный официант поглядывал на нас, лукаво улыбаясь. Еще до того, как мы успели сделать заказ, перед нами красовалось блюдо с маленькими поджаренными хлебцами, на которые следовало намазывать томатную или чесночную пасту. И стихов никаких не пришлось выдумывать, вот как все потрясающе получилось! Ничего себе, а если бы я тогда не пошла к Маринке за яйцами, то не сидела бы сейчас здесь, и жизнь прошла бы стороной, сто-рон-о-ой! — сладко пела вторая половинка.
— В самолете я что-то читала про вилки, — чуть смущаясь, призналась я. — Но на английском не все поняла.
Степан громко расхохотался.
— Здесь, как и в Испании, рестораны разделяются по «вилкам»: одна вилка — самая простенькая забегаловка, пять — шикарное дорогое место.
— А, как звезды, которые присваиваются разным гостиницам! — догадалась я.
— Точно. Только есть одна хитрость — вилки даются за роскошь в интерьере и выборе блюд, а не за качество еды, — объяснил Степан. — Как вы думаете, Мэри, сколько вилок имеется в этом уютном местечке?
— Я бы дала все десять! — пошутила я.
— Всего четыре! Но кормят, поверьте, здесь отменно.
В стороне от нас весело проводила время шумная компания. Одно слово слышалось чаще всего.
— Степан, может, вы знаете, что обозначает это «патамадре»? — неожиданно для самой себя спросила я.
Сидевший за соседним столиком мужчина обернулся и уставился на меня во все глаза. Степан давился от смеха.
— Путамадре, — отсмеявшись, он придвинулся ближе. — Вообще-то это ругательство, так говорят истинные канарцы. Но оно не оскорбляет человека, а отражает все то, что составляет радость жизни под солнцем.
— A-а, поняла! Это как Эллочка Щукина у Ильфа и Петрова говорила: «Хо-хо!»
— А с вами интересно!
А потом мы наслаждались паэльей — название этого традиционного испанского кушанья я слышала впервые. Паэлью принесли, как и полагается, в огромных размеров сковороде, и ели мы ее прямо оттуда, причем ложками. Чего только не было в паэлье: и мясо, и рыба, и морские гады всех видов, и овощи, и диковинные специи… Ничего вкуснее в своей жизни я не пробовала.
Моя скованность и некоторая растерянность потихоньку растворялась в густом красном вине. Незаметно мы перешли «на ты», а непроизвольные касания рук во время еды создали иллюзию близкого знакомства и доверительного общения.
Степан неожиданно склонился над столиком и взял мою руку в свои ладони.
— Дорогая, послушай меня. Ты сводишь меня с ума… — Холодные голубые глаза сощурились, голос стал хриплым.
