Присев на корточки, Раджи стала осторожно развязывать узелки на гамачхе и бережно вынимать маленькие коричневые кусочки гура. Она принялась уже за третий узелок, как вдруг у нее закружилась голова, перед глазами поплыли разноцветные круги, к горлу подступила тошнота, и, выронив из рук гамачху, она со сдавленным стоном снова опустилась на земляной пол. Банки развязала остальные узелки, расправила складки, но, внезапно заметив на одном кусочке гура несколько дохлых муравьев, брезгливо отшатнулась. С кувшином воды вошел Басан и, увидев сидящую на полу жену, озабоченно спросил, положив ей на плечо темную, жилистую руку:
— Ты что, мать, уж не заболела ли?
Раджи не ответила. Нахмурившись, Басан дрожащими руками принялся размешивать гур в глиняной миске с водой. Банки молча присела рядом, и даже малыш Мохан следил блестящими глазенками за каждым движением отца.
Нацедив мутноватой от гура воды в две маленькие глиняные чашечки, Басан подал одну Банки, другую поставил перед Моханом. Потом наполнил до краев большую кружку и поднес ее к пересохшим губам жены. Та, словно очнувшись от забытья, схватила кружку обеими руками и, не отрываясь, стала жадно пить. Глаза Басана наполнились слезами, подбородок задрожал. Он несколько раз судорожно глотнул воздух, но, стараясь казаться спокойным, ласково проговорил:
— Ты не спеши, мать…
Раджи поставила пустую кружку рядом с собой на земляной пол и закрыла глаза. Басан заглянул в миску и, убедившись, что она еще полна больше чем наполовину, пододвинул к себе пустые чашечки детей, смотревших на него разгоревшимися от жадности глазами. Он снова наполнил их чашечки, а потом до последней капли вылил остатки сладкой воды в кружку жены. Руки у Басана вдруг почему-то отяжелели, и он несколько мгновений, не мигая, смотрел на пустую миску. Выхватив кружку у него из рук, Раджи несколькими большими глотками опять осушила ее до дна.
— Очень уж пить хотелось, — смущенно сказала она и, снова придвинувшись к стене, села с таким видом, будто только что проснулась. Утолив голод, дети сразу оживились. Банки убежала во двор играть, а Мохан, то и дело падая, тщетно пробовал встать на свои кривые ножки. Взгляд Басана был прикован к влажно поблескивающему дну пустой миски. Наконец он с трудом отвел глаза и встал.
«Наверно, думает, что я сыт, — с глухим раздражением подумал он, взглянув на жену. — Только себя жалеет…»
— Почему Банки до сих пор не выпустила козу? — сердито проговорил Басан.
