— Вот видите, мои юные друзья, — нервно заговорил Каменский, потирая озябшие руки. — Если бы вы с бригадиром не решили, что нас, антеллигентов, надо изничтожить, чтобы мы не путались у вас под ногами, Пакус не сбежал бы… Да-с. И мы не подвергались бы теперь опасности…
Он замолчал, ожидая возражения или подтверждения своей догадки, но Дедыко с Ерофеевым молчали, а молчание, как известно, знак согласия, признания вины.
И тогда Каменский стал нащупывать словами ту дорожку, идя по которой можно сохранить себе жизнь:
— Ведь это для всех может быть вышка! — воскликнул он патетически, пытаясь пронять своих слушателей. — Да-с! А вы как думали!.. Конечно, если Сидор Силыч его не догонит… Будем надеяться, будем надеяться… — Тут он трижды осенил себя крестным знамением, давая понять, что его устами говорит нечто высшее, неземное. — А если б я не проснулся? А? Вы-то дрыхли без задних ног. А я мог и уйти вместе с этим жидом. Да! Но не ушел, — сыпал скороговоркой Каменский, забыв, что дверь была заперта, что он так испугался, что не способен был даже соображать.
— Догонить! — не слишком уверенно произнес Пашка Дедыко. — Догонить та голову ему топором! А як же!
— А если не догонит? — Каменский задрал вверх бороденку, отросшую за эти дни. — Что как если не догонит? Что как если этот жид уже подходит к лагерю? — Помолчал малость, давая осмыслить положение остальным, продолжил уже более уверенно: — Не успеем оглянуться, а охранники уже здесь. Плошкин-то, скорее всего, сам же и пойдет с повинной: все-таки лучше, чем подыхать в тайге от голода и болезней. Да и что Плошкину? Он — бригадир, доппаек ему обеспечен. Он даже может Пакуса топором, а сам, рассудив здраво, в лагерь: так, мол, и так, антеллигенты виноваты. Ему прощение, а нам вышка. Или, в лучшем случае, прибавят лет по десяти.
— Дядько Сидор нэ пидэ! — опять не слишком уверенно произнес Пашка Дедыко.
— А ты откуда знаешь? — спросил уже Димка Ерофеев и отступил на шаг от Пашки.
— Вот-вот! — подхватил Каменский, почувствовав поддержку. — Знать мы ничего не можем. Потому что положение наше таково, что, с одной стороны, мы вроде бы на свободе, а с другой, это чистая иллюзия, то есть, говоря простым языком, нам кажется, что мы на свободе и можем поступать так, как нам хочется, — частил Варлам Александрович, в собственных словах продолжая по привычке искать решение и находя в них для начала уверенность в том, что решение придет, надо только не останавливаться, а говорить и говорить, пока само говорение не создаст необходимую комбинацию слов, которая и станет искомым решением.
