Павел был абсолютно уверен, что Плошкин находится где-то рядом. Сам бы Павел на его месте поступил точно так же. Уж коли они сблизились на короткое расстояние, то вооруженному человеку, — тем более с таким военным опытом, как у Плошкина, — надо поворачиваться к опасности лицом и попытаться ее если не ликвидировать, то хотя бы остановить и выяснить, что она из себя представляет.
Плошкин теперь знает, что преследователей двое, следовательно, у него появился шанс. При этом он наверняка своих молодых и невооруженных подельников отправил дальше, договорившись с ними встретиться… ну, хотя бы у реки. Впрочем, не исключено, что они ждут его где-нибудь поблизости, но это уже не имеет ни малейшего значения. В любом случае надо ждать, как Плошкин поведет себя при появлении Игарки. Станет стрелять? Пойдет за ним следом?
Вряд ли: он будет ждать до тех пор, пока не объявится второй, чтобы действовать наверняка.
Павел Кривоносов тоже утыкал себя пучками трав и зелеными веточками, затем пополз вверх по лощинке, пока не добрался до кедрачей. Здесь его и застал выстрел Игарки.
То, что это стрелял Игарка, Павел не сомневался: звук выстрела его старинной винтовки был раскатистым и гулким. Ответного выстрела не последовало, и Павел решил, что Игарка убил-таки Плошкина, потому что вряд ли в такой близости от места стычки могли находиться другие беглецы: в этом не было логики. Да и не стал бы Игарка стрелять в безоружных людей без крайней на то нужды.
Пока Кривоносов полз, он разбередил себе рану: под рубахой стало мокро и липко. Павел лег на бок и расстегнул телогрейку. Сунул руку под рубаху — точно: рука оказалась в крови. Он достал из-за пазухи индивидуальный пакет, разорвал его и напихал под повязку марлевых тампонов. После этого застегнулся и хотел уже подняться на ноги, как вдруг услыхал торопливые шаги: кто-то поднимался по осыпи буквально в нескольких десятках метров от лощинки, где притаился Пашка, ступая на мокрые камни тяжело и неумело. Это не мог быть Игарка.
Павел замер. Шаги стали удаляться и наконец стихли. Павел осторожно загнал патрон в ствол своего карабина, приподнялся и вгляделся сквозь ветви кедрача в ту сторону, где смолкли шаги. Там никого не было. Тогда он тихонько двинулся сквозь кедрачи, готовый каждое мгновение либо упасть на землю, либо выстрелить, либо то и другое одновременно.
Игарка сидел на корточках, трубка его погасла, дождевые капли стекали по малахаю, по поникшей траве на плечах и спине. На Игарку вдруг навалилась усталость, он почувствовал всем своим телом тяжесть прожитых лет, вздыхал и думал, что пришла и его пора уйти в поселок предков, что он и так очень много убил на своем веку и волков, и медведей, и рысей, и оленей, и людей, и соболей, и белок — больше, чем другие охотники его рода. Нельзя в этой жизни быть слишком жадным: духи не любят жадных людей, от них скудеет тайга, пропадает зверь и птица.
