— Тайга воевал делай. Семенов воевал, партизан воевал. Плохой люди поселок приходи, кушать бери, баба бери, лодка бери, ружье тоже бери. Шибко плохо делай якута. Игарка за ним ходи, стреляй. Вот сколько человек, однако, стреляй делай, — показал Игарка восемь пальцев.
— Да кто ж они были-то? Красные или белые?
— Моя не знай. Плохой люди тайга ходи. Плохой люди — черный медведь-шатун есть: спать зима нету, тайга ходи, всем плохо делай. Его надо стреляй делай. Тогда всем хорошо: якута хорошо, становой хорошо, руски тоже хорошо.
— Вот и пойми тебя, — хмыкнул Кривоносов. — Да тебе, как я погляжу, что белые, что красные, лишь бы тебе хорошо было.
— Ничего, однако, — согласился Игарка. — Моя хороши люди плохо делай нету. Игарка хороши люди есть, — закончил он убежденно. И добавил: — Однако, твоя отдыхай маленько.
Приподнявшись, Игарка надергал пучки трав и рассовал под какие-то шнурочки и завязочки на своем малахае и зипуне, став похожим на копешку сена, сразу раздавшись вширь чуть ли ни вдвое. Выбравшись из лощинки, согнувшись, почти касаясь руками земли и волоча над нею свою длинную винтовку, медленно двинулся в сторону леса, часто останавливаясь и надолго замирая. Через минуту он будто растворился в серой мути среди черных пеньков и камней.
* * *
Плошкин очнулся от тяжелого сна и долго пялился в серую мглу, не понимая, то ли еще ночь, то ли ненастное утро. За шиворот ему капнуло с ветки, он вздрогнул — сна как не бывало.
Плошкин лежал в буреломе на краю леса. Пожар когда-то прошел здесь ровным фронтом, как четырехлемешный плуг за трактором "фордзон", лишь опалив часть деревьев, торопясь скорее добраться до вершины хребта. Отсюда, где затаился Плошкин, хорошо видна поляна, гари, край кедровника и очень смутно — каменистые гольцы. И та вывороченная с корнем пихта, откуда он стрелял.
Вчера вечером эти двое как в воду канули, но не могли они уйти далеко, не могли: затаились, небось, где-то рядом и тоже выжидают. Им, если здраво рассуждать, и невыгодно уходить, не выяснив, кто стрелял и куда он подевался. Наверное, про Плошкина они знают: прохвессор выболтал или грузинец. И про винтовку с четырьмя патронами — тоже.
Хотя… откуда им знать про патроны-то? Сидор Силыч никому не говорил о том, сколько у него патронов. Даже Пашке Дедыко. Просто так не говорил, на всякий случай. У него мог быть и один патрон всего, и целая пригоршня. Поди знай! А от этого многое зависит в поведении преследователей. Они, само собой, должны думать, что у него патронов куры не клюют. Зачем им рисковать? И вести себя будут соответственно. Теперь для него главное — терпение. Теперь сам Плошкин должен превратиться из дичи в охотника.
