Невдалеке от него среди ветвей старой искривленной сосны возились два черных ворона и о чем-то переговаривались на своем птичьем языке. Там у них гнездо. Птицы — Плошкин это знал — первые указчики на всякое изменение в окружающем их мире. Тем более — ворон: птица сторожкая, потаенная, зоркая.
Плошкин медленно, чтобы не привлечь внимания воронов, поменял положение тела и стал вглядываться в застилаемое мутью пространство. А на нем будто все вымерло.
Постепенно светлело.
Появился орел. Он пролетел низко над гарью вверх, тяжело взмахивая широкими крыльями и поворачивая голову то влево, то вправо. С сосны слетел один из воронов и потянул вслед за орлом. Орел на какое-то время пропал из виду, перевалив через хребет, потом появился вновь, но уже на приличной высоте и стал описывать круги над одним местом чуть в стороне от поляны.
Ворон тоже полетел было туда, но как-то странно и резко затормозил свой полет, развернулся и, тревожно прокаркав, вернулся на сосну. Вслед за ним и орел скользнул в сторону и пропал в дождевой завесе. Все это неспроста.
Время тянулось медленно. Но Плошкин умел ждать. Иначе бы не выжил ни на фронте, ни в тюрьме, ни в лагере, ни на пересылке. Кто не умел ждать, тот сходил с ума. Или делал глупости. Мало ли.
Когда среди обгорелых пеньков что-то вдруг шевельнулось, Плошкин замер и даже перестал дышать. Это что-то, круглое и косматое, медленно двигалось от пенька к пеньку, от камня к камню, останавливаясь и замирая, и было похоже на медведя-однолетку, ищущего чем бы поживиться. Не сразу Плошкин догадался, что это человек, утыканный травой.
Впрочем, на фронте он и сам не раз применял подобную маскировку. Дело обычное. Значит, те двое его опасаются и считают, что он не ушел и где-то затаился. А может, думают, что убили, выстрелив тогда в шапку, и теперь решили проверить.
Точно: косматое чудище достигло вывороченной пихты и надолго там задержалось. Потом двинулось в сторону леса и пропало из глаз. Плошкин на всякий случай изготовился. Но где второй?
Дождь усилился.
* * *
Парней тоже разбудил дождь. Какое-то время им удавалось спасаться от него тем, что, сжавшись в комочки, они втиснулись в глубину ниши, но вскоре холодные капли, стекая по наклонному потолку, достали их и там.
Сон прошел. А когда зэк не спит и не работает, он ест. И парни принялись за икру: с утра они всегда ели больше икры, потому что ее неудобно есть на ходу. Поев, попили дождевой водицы, скопившейся в каменной чаше. Потом по одному сбегали по нужде в сторону от ниши и от тропы, по-звериному зарывая кал, чтобы запахи не навели на них ни зверя, ни человека. Сказывалась Прошкина школа.
