Имоджен и Алиса присоединяются к маме.
– Она была без сознания, – произносит Алиса. – Она, наверное…
– Что? – спрашиваю я.
Мама раздраженно вздыхает:
– Мы с Алисой искали ножницы, Имоджен доставала телефон, а Лидия считает, что ты ударилась о край массажного стола, но точно не уверена… Вообще-то я ничего такого не вижу – ссадин нет. По-моему, с тобой все нормально. По крайней мере, у тебя нет анафилактического шока. – Она испепеляет взглядом Лидию, неподвижно сидящую на краешке дивана с приоткрытым ртом. – Похоже, у тебя случился приступ паники, только и всего. К тому же, наверное, наступило обезвоживание, и это усугубило обморок. Любая потеря веса от процедуры ведь водно-солевая? – Мама бросает взгляд на Лидию, и та лишь молча кивает.
Я тоже ничего не говорю. По голове как молотом бьют.
– Пойдем-ка и смоем все это с тебя, пока Алиса разыщет парацетамол. Имоджен, поставь чайник. Алисе нужно выпить сладкого чая. – Мама встает. – Идем, – протягивает она мне руку. – Постарайся не разворачивать полотенце, чтобы нигде не накапать.
Мы начинаем карабкаться по ступенькам. Я иду еле-еле, отчасти потому, что все болит, а еще и оттого, что пытаюсь следовать указаниям мамы и не заляпать ступени зловонной жижей.
– Вот, хорошо, – подбадривает она, когда мы взбираемся на верхнюю ступеньку.
Я мобилизуюсь в преддверии ее неизбежных вопросов. Что со мной? Почему я так себя веду? Чего она такого не знает? Странно, но допроса нет, и я покорно плетусь за ней в ванную.
Как только из душа брызжет вода, мама оставляет меня одну, тихо прикрыв за собой дверь. Я встаю под горячие струи воды, обжигающие мою только что очищенную кожу. Наклоняю гудящую от ударов молота голову, пока жижа отлипает от моего тела, скапливается под душевым поддоном и исчезает в стоке.
Что же, черт подери, мне делать? Я гляжу на безликий белый кафель. Что предпринять, чтобы мой мир с треском не обрушился на меня?
В университете у меня был друг, который перед окончанием изучал курс лекций для поступления в полицию. Мы с ним продолжали оставаться добрыми друзьями три или четыре года после выпуска, несмотря на то что его по работе посылали в самые глухие места. Помню, я спрашивала его, как ему работается, когда он возвращался и мы ужинали где-то в городе, но он всегда тактично уклонялся от подробных объяснений. Кроме одного раза, когда приехал совершенно измотанный, издерганный и испуганный. Когда я поинтересовалась у него, все ли нормально, друг покачал головой и ответил:
