Ломели постучал по микрофону. Звук эхом разнесся от стен, словно барабанный бой. Шепот тут же прекратился.
– Братья мои, по Апостольской конституции мы сейчас не будем сжигать бюллетени, вместо этого мы немедленно перейдем к следующему голосованию. Помолимся.
В третий раз Ломели голосовал за Беллини. Решил, что не оставит его, хотя становилось очевидно – почти буквально в физическом смысле, – как шансы утекают от бывшего фаворита, который быстро прошел к алтарю, ровным голосом повторил слова клятвы и положил свой бюллетень на чашу. Он направился к своему месту, от него осталась одна оболочка. Одно дело было опасаться занять папский трон и совсем другое – неожиданно осознать реальность: этого никогда с тобой не случится, и после трех лет, в течение которых на тебя смотрели как на самого очевидного наследника, твои коллеги смотрят теперь мимо тебя, а Господь показывает, что выбрал другого. Ломели сомневался, что Беллини когда-нибудь оправится от такого удара. Когда он проходил мимо на свое место, Ломели утешительно похлопал его по спине, но бывший государственный секретарь, казалось, даже не заметил этого.
Пока кардиналы голосовали, Ломели созерцал панели на потолке над ним. Страдающий пророк Иеремия. Казнь ненавистника евреев Амана. Пророк Иона, которого готовится проглотить гигантский кит. Насильственный характер изображенного в первый раз поразил его – страдание, применение силы. Он вытянул шею, чтобы увидеть, как Господь разделяет тьму и свет. Сотворение планет и Солнца. Господь разделяет воду и землю. Он даже не заметил, как живопись целиком поглотила его.
«И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится; люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются…»[68]
Ломели вдруг ощутил в этом предвестие надвигающейся катастрофы такой силы, что его пробрала дрожь, а оглянувшись, понял, что прошел час и наблюдатели готовы перейти к подсчету бюллетеней.
– Адейеми… Адейеми… Адейеми…
Каждый второй голос, казалось, был отдан кардиналу из Нигерии, а когда зачитали несколько последних бюллетеней, Ломели молча помолился за него.
– Адейеми… – Ньюбай наколол бюллетень на алую ленточку. – Братья, на этом третье голосование завершено.
Всеобщий вздох пронесся по капелле. Ломели быстро подсчитал лес галочек рядом с именем Адейеми. Их набралось пятьдесят семь. Пятьдесят семь! Он не удержался и, наклонившись над столом, посмотрел в сторону Адейеми. Почти половина конклава сделала то же самое. Еще три голоса – и у него будет простое большинство. Еще двадцать один голос – и он будет папой.
