. Они образуют единство в служении. Они разные люди – кто-то может считать, что они сильные, яркие личности, которые не боятся преследований, и они служат Церкви каждый по-своему: и этот труд служения объединяет их и создает Церковь. Господь в конечном счете мог ведь создать единый архетип, чтобы служить Ему. Но Он создал то, что натуралист назвал бы целой экосистемой мистиков, мечтателей, строителей-практиков, – даже управляющих, – наделенных разной силой и разными побудительными мотивами, и из этого Он создал Тело Христово.
Собор застыл в неподвижности и молчании, если не считать единственного оператора, делающего круги перед алтарем и снимающего оратора. Мозг Ломели работал на полную мощность. Он никогда не был так уверен, что нашел именно те слова, которые хочет сказать.
– Во второй части мы слышали, что Павел усиливает этот образ Церкви как живого тела. «Но истинною любовью, – говорит он, – все возвращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви». Руки есть руки, так же как ноги есть ноги, и они служат Господу каждая по-своему. Иными словами, мы не должны опасаться разнообразия, потому что именно это разнообразие и придает нашей Церкви силу. И тогда, говорит Павел, мы можем достигнуть полноты истинной любви, «дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения»[48]. Я воспринимаю эту идею тела и главы как прекрасную метафору коллективной мудрости, религиозного сообщества, которое работает совместно, чтобы вырасти в Христа. Работать совместно, расти вместе, мы должны быть толерантны, потому что телу необходимы все его члены. Ни один человек, ни одна фракция не должны доминировать над другими. Повинуйтесь «друг другу в страхе Божием»[49] – обращается Павел в том же письме к верующим по всему миру. Братья и сестры, за долгие годы службы нашей Матери Церкви я пришел к выводу, что самый страшный грех для меня – это уверенность. Уверенность – худший враг единства. Она определенно смертельный враг терпимости. Даже Христос в конце не был уверен. «Eli, Eli, lama sabachtani?»[50] – вскричал он в муке, когда шел его девятый час на кресте. «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Наша вера – живая вещь именно потому, что она идет рука об руку с сомнением. Если бы существовала только уверенность, если бы не было сомнения, то не было бы и тайны, а потому и нужды в вере. Помолимся о том, чтобы Господь даровал нам папу, который сомневается и своими сомнениями продолжает вдыхать жизнь в католическую веру, которая может вдохновить весь мир. Пусть он дарует нам папу, который грешит, просит прощения и продолжает нести свое бремя. Мы просим это у Господа через заступничество Пресвятой Девы, царицы апостолов и всех мучеников и святых, которые в ходе истории сделали Римскую церковь величественной на века. Аминь.
