«Он такой наивный или неискренний?» – подумал Ломели и терпеливо объяснил:
– Двенадцать дней голосования и обсуждения, все под покровом тайны, когда половина печатных средств мира съехались в Рим. Это будет воспринято как доказательство того, что Церковь находится в кризисе, если не может выбрать лидера, который провел бы ее через трудные времена. Откровенно говоря, это к тому же усилит ту фракцию наших коллег, которая хочет вернуть Церковь в прошлое. В худших моих ночных кошмарах, если говорить совершенно откровенно, я думаю, что длительный конклав может стать началом большого раскола Церкви, который угрожает нам вот уже шестьдесят лет.
– Значит, насколько я понимаю, вы пришли просить меня голосовать за кардинала Трамбле?
«Он куда проницательнее, чем кажется», – подумал Ломели.
– Именно такой совет я бы вам дал. И если вы знаете кардиналов, которые голосовали за вас, я бы также просил вас посоветовать им сделать то же самое. Вы, кстати, знаете, кто они, просто из любопытства?
– Подозреваю, что двое из них – мои соотечественники, кардинал Мендоза и кардинал Рамос, хотя я, как и вы, никого не просил поддерживать меня. И если честно, кардинал Трамбле уже беседовал со мной об этом.
– Ну конечно – как же иначе! – рассмеялся Ломели, но тут же пожалел о сарказме в своем голосе.
– Вы просите меня голосовать за человека, которого считаете честолюбцем? – спросил Бенитез и посмотрел на Ломели долгим, жестким, оценивающим взглядом, от которого декану стало не по себе. Потом, не сказав больше ни слова, начал надевать туфли.
Ломели заерзал на стуле. Его не устраивало такое долгое молчание. Наконец Бенитез сказал:
– Это, конечно, только мое предположение, но я думаю, поскольку у вас явно были тесные отношения с его святейшеством, вы не хотели бы видеть папой кардинала Тедеско. Но возможно, я ошибаюсь… может быть, вы верите в то же, что и он?
Бенитез закончил завязывать шнурки, опустил ноги на пол и, снова посмотрев на Ломели, сказал:
– Я верю в Господа, ваше высокопреосвященство. И только в Господа. Вот почему я не разделяю вашего опасения при мысли о длительном конклаве. Кто знает? Возможно, именно этого и хочет Господь. В этом же и объяснение того, почему наш конклав являет собой такую головоломку, которую даже вы не можете разгадать.
– Раскол будет против всего, во что я верил, за что я всю жизнь работал.
– И что же это?
– Божественный дар единой Вселенской церкви.
– И это единство институции стоит сохранять даже ценой нарушения собственной клятвы?
