В три часа пятьдесят одну минуту голосование завершилось, и за дело взялись наблюдатели. Обнаружив в урне сто восемнадцать бюллетеней, они уселись за стол и приступили к ритуалу подсчета.
– Первый бюллетень за кардинала Ломели…
«Нет, Господи, – взмолился он. – Избавь меня. Пусть меня минует чаша сия».
Адейеми намекнул, что Ломели руководствуется личными амбициями. Это не отвечало действительности – на сей счет сомнений у Ломели не возникало. Но теперь, ставя галочки в списке, он не мог не отметить, что его собственные результаты снова повышаются, хотя и не до опасного уровня, но все же до уровня, несколько высоковатого для его спокойствия. Он чуть наклонился над столом и посмотрел туда, где сидел Адейеми. В отличие от окружавших его кардиналов, он не записывал результаты, просто смотрел на противоположную стену. Когда Ньюбай прочел результаты последнего голосования, Ломели подвел итоги.
Тедеско 36
Адейеми 25
Трамбле 23
Беллини 18
Ломели 11
Бенитез 5
Он положил листочек с итогами перед собой, принялся изучать его, уперев подбородок в ладони, прижимая пальцы к вискам. За время перерыва на второй завтрак Адейеми потерял более половины своих сторонников – тридцать два голоса колеблющихся, которые вызывали головную боль у Ломели; из них Трамбле получил одиннадцать голосов, Беллини восемь, сам он шесть, Тедеско четыре, Бенитез три. Никатанда явно не стал держать язык за зубами. Кроме того, немало кардиналов видели сцену в обеденном зале или слышали про нее впоследствии, что серьезно повлияло на их решение.
Когда конклав усвоил эту новую реальность, по капелле прошел шумок. Ломели по лицам видел, что они говорят. Подумать только, если бы не перерыв на завтрак, то Адейеми был бы уже папой! А теперь идея африканского понтифика умерла, и Тедеско вернулся в лидеры. Ему не хватало всего четырех голосов, чтобы не дать кому-нибудь другому получить большинство в две трети… «Не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, но время и случай для всех их»[71]. И Трамбле, если предположить, что голоса третьего мира склоняются к нему, не имеет ли теперь шансы стать новым лидером? (Бедняга Беллини, шептали они, глядя на его бесстрастное лицо. Когда для него закончится это бесконечное унижение?) Что касается Ломели, то предположительно полученные им голоса отражали тот факт, что, когда возникала неопределенность, всегда появлялось стремление к уверенной руке. И наконец, был Бенитез – пять голосов за человека, которого два дня назад никто не знал: это было почти что чудом…
