За окнами царила глубокая тишина, как и в ту первую ночь, четыре года назад. Даже ветер как будто стих; слабый свет лампы на комоде, прикрученной, чтобы не тревожить ребенка, не мешал наблюдать сквозь занавески и оконные стекла, как на небо выплывала луна. Метелло, слушая Виолу, с трудом следил за ее мыслями; он все еще не мог избавиться от впечатления, произведенного ее появлением в окне, так все это было неожиданно.
— Я не стал бы ни о чем расспрашивать и даже сейчас не собирался разыскивать тебя, — сказал он. — Это вышло случайно. Мне было бы жаль, если бы у тебя в жизни что-нибудь не ладилось. Когда я вошел, мне показалось, что ты всем довольна.
— Ну, конечно же, довольна! — воскликнула Виола. — И довольна, и счастлива. Разве ты не видишь, до чего он хорош! — сказала она, кивнув в сторону ребенка. — Как он славно растет! Он у меня здоровенький, как ягненочек. Спит себе с восьми вечера до восьми утра.
Метелло показалось, что она вздохнула, но вздохнула от радости, от материнского умиления; а впрочем, может быть, это просто грудь у нее приподнялась, когда она поправляла прическу.
— Я ждала его всю жизнь, как же мне не быть счастливой?! — И она вдруг вскочила, словно в нетерпении.
— Ты, наверно, устал, — сказала она. — Хочешь отдохнуть? Приляг на постель.
Он сделал отрицательный жест, и Виола, думая, что угадала причину, успокоила его:
— Мы здесь в полной безопасности. Никаких неожиданностей быть не может.
Тогда он прилег, она сняла с него башмаки, укрыла ему ноги перинкой и, присев на краешек постели, снова заговорила:
— Да я и правда не могла бы доказать, что делала все это только для того, чтобы иметь ребенка. Если бы я пыталась оправдать себя этим, я тем самым совершила бы тягчайший грех и страшилась бы, что бог покарает меня, поразив моего ребенка. Знаешь, ведь я теперь почти каждое утро хожу к мессе. Я стала такой набожной! Твой социализм разрешает мне это?
Лежа с закинутыми за голову руками, Метелло улыбнулся, а она продолжала:
— Да, я хотела ребенка! Еще совсем девчонкой я любила детей. Наверно, и учительницей я стала, чтобы быть поближе к ребятам. Но скажу откровенно: больше всего мне нравилось менять мужчин. Менять их одного за другим так же, как вам, мужчинам, нравится менять женщин. Что, разве не так? Теперь я могу об этом говорить спокойно, не волнуясь. Но тогда… я и сама не понимаю. Я желала ребенка, но каждый раз, оставшись одна, принимала все меры для того, чтобы его не было. Я вела себя как безумная. Ведь правда?
