Ночь перед глазами расплывалась блеклыми, невыразительно-серыми мазками, взамен полнясь звуками: что такое стрекот кузнечиков, когда прямо под кибиткой шуршит в своей неглубокой норке жирная мышь? А то и принимается чем-то хрустеть, стачивая слишком длинные зубы?
В самой кибитке царило громкое, но все же ровное дыхание; и давился жалобным, почти беззвучным скулежом коротколапый пес. Он дрожал всем телом и периодически мелко бился тылом об полог, почти заглушая мышь.
Боялся Майло напрасно. Но кто станет слушать лисьи объяснения? И, тем паче, кто ж в них поверит?
Для лисицы тут пахло не сандалом, не наваристым бульоном, не псом и даже не людьми. Она чуяла кровь. Бурую, давно запекшуюся, всего-навсего овечью, но все же, все же…
Чучело повело носом, воинственно распушило усы и встало на задние лапы, уперев передние в дверь овчарни. Под весом тела, набитого легкой соломой, слегка перекошенная дверь и не подумала открываться, и пришлось рухнуть на нее с наскока, чтобы попасть внутрь.
Там лисица сделала пару шагов вперед и замерла, насторожив уши.
Испуганные мистикой и смертью люди не заметили самого главного. Под слоем запекшейся крови на менгире скрывался небольшой рисунок. Жертвенная жидкость смыла мел, которым он был сделан, но след в магическом плане остался четким и ярким.
Мне он больше всего напомнил тории с неясной фигурой под аркой ворот. Ассоциации лисицы были куда более однозначными и простыми.
Для нее это значило, что тут дополна вкусной еды, которую можно без проблем заполучить.
И хотя кто-то опередил ее, сожрав почти все эманации уходящих жизней, кое-что еще оставалось. Например, безудержный, бездумный ужас и безоглядное желание жить, чего бы это ни стоило. И отчаяние, и страх, и паника. Конечно, если бы здесь убили людей, все это было бы ярче и аппетитнее, но после голодовки последних лет и так неплохо. К тому же кровь на менгире никто не тронул, и ее можно безнаказанно слизывать и обгрызать.
Чучело довольно ощерилось и потрусило к камню, свесив набок холодный язык.
В овчарне было слишком темно, чтобы предметы отбрасывали тени, но за чучелом, ступая в его следы, шел силуэт второй лисицы — угольно-черный и абсолютно плоский. Он тоже вывалил язык, жадно пробуя на вкус пропитанный металлическим запахом воздух, и немедля направился к менгиру.
Трапеза была недолгой. Тот, кто пришел сюда первым, тоже голодал.
Лисица почувствовала себя разочарованной. Она так надеялась!.. Но мерзкое сосущее ощущение в животе никуда не делось. Еды было слишком мало.
