Камфу деловито и бестрепетно взял изогнутый ритуальный нож и вонзил пленнику в пах, потянул вверх, распарывая внутренности. Шику зажал обеими руками рот, чтобы не закричать. Тело пленника выгнулось, рот раскрылся в беззвучном крике… Все потеряло очертания, скрылось в дымке слез. Мальчик ничего не слышал из-за отчаянно колотящегося сердца и собственных всхлипов. Пленник не кричал, Камфу и Алвано тоже молчали. Потом Шику, скорчившийся возле алтаря, услыхал шаги. Камфу подошел и подвесил на крюк над огнем истекающее кровью мясо. Печень.
Нарьяги — мастера продлевать мучения еще живой жертвы, вырезая постепенно все органы, пока не дойдет очередь до сердца.
Шику тоже владел секретами мастерства. Он пообещал себе, что вырежет черные сердца Алвано и Камфу и зажарит их на священном огне.
Ритуальное помещение наполнилось запахом горящей плоти. Пленнику оставалось жить от силы несколько минут. Шику не мог заставить себя поднять глаза и увидеть истерзанное тело имперского офицера.
— Вот и все, — засмеялся вдруг Алвано, сумасшедший смех эхом разнесся по капищу, — скоро ты сдохнешь, как последняя собака… Я все равно найду и уничтожу всех твоих шпионов! Открой глаза! — он грубо схватил пленника за подбородок и повернул к себе. — Что ты там шепчешь?
— Вернусь… ты сам… сдохнешь, как собака…, - выговорил умирающий и потерял сознание.
Шику бросился в свой угол, забился за сундук, пряча лицо в коленях. Рыдания душили его, крупная дрожь колотила тело.
— Эй, пацан! — с издевательским смешком крикнул Алвано. — Чтоб дожил до утра, понял?
Мальчик крепко сжал виски ладонями, и милосердное забытье вскоре распахнуло ему объятья.
Он очнулся спустя несколько минут и поднялся за водой. Поставив ведро на пол, зачерпнул немного ковшиком и поднес к губам пленника. Тот не шелохнулся. Шику щедро смочил ладонь холодной водой и приложил к пересохшим, покрытым корками губам умирающего, умыл его, бережно проводя двумя мокрыми ладонями по изможденному лицу.
— Очнись, — умоляюще шептал он, слегка тряся за плечо. Пленник поднял веки.
— Нар-одар! — вырвалось у мальчика.
— Не бойся, — шепнул он, — это не страшно…
Шику еще раз сумел привести умирающего в чувство. Пленник уже не мог говорить, изо рта текла кровь. Шику, давясь от слез, снова смочил его губы водой, имперский офицер открыл уже стекленеющие глаза. Он и Шику встретились взглядом, словно последнюю частичку жизни отдал странный упрямый пленник чужому мальчишке из рабского рода.
