Я же носила с собой на подрамнике новое творение Чургулии, которое лично у меня вызывало очень противоречивые чувства. То, что картина эта ему удалась, сомнений не было. А удалась она ему потому, что, рисуя ее, он был абсолютно искренен. И настроение ее было настоящим. Женщина на картине так и не показала своего лица. Складки ее кожаного плаща блестели. Она должна была вот-вот обернуться. Но рука, которой она заправляла за ухо прядь волос, полностью скрывала ее профиль. Зато на переднем плане появилась пушистая и круглая голова ребенка с нежными просвечивающими ушами и уютными складочками на шее. Он тоже стоял к зрителю спиной и глядел, как мучительно удаляется от него нерешительная женщина. Смотреть на все это было страшно. Но и оторваться невозможно.
Я точно знала, что кому-то картина эта покажется бесценной. Как мне. За нее я простила вчера Чургулии все, что не давало мне покоя последнее время.
Вот только пока что ее картину у меня не брали. Три раза мне вежливо отказали по причине этой самой мрачности.
Когда я вернулась, мужа моего дома не было. Есть я не стала. Решила его подождать. Хорошо, что мне хватило выдержки не варить надоевшую до одури разноцветную «пасту», то бишь итальянскую лапшу, до возвращения Чургулии домой. А то бы она давно превратилась в несъедобное воронье гнездо.
Он пришел к полуночи. И от еды отказался. Ужинал в ресторане с галерейщиком Крисом Нортоном, который оставил ему визитку еще во время нашего пребывания в гостях у Эрика Хойзингтона. Теперь Чургулия решил заняться продажей своей картины самостоятельно.
Ночь не принесла нам ничего, кроме неприятного разговора. Мы долго ворочались на матрасе, который одолжил нам Денис.
— Ева, почему мы не можем сказать друг другу правду? — в конце концов выдал Чургулия, решительно перевернувшись на спину и заложив руки за голову.
— О какой такой правде ты говоришь? — я повернулась к нему лицом и оперлась подбородком на руку. — Я же ничего от тебя не скрываю.
— Я о другом. Только попробуй выслушать то, что я скажу без скандалов и обид. — И он посмотрел на меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Твое присутствие здесь усложняет мои задачи. Я все время должен о тебе думать: что ты ждешь, что у тебя нет денег, что ты без меня не ела, что ты хочешь купить себе туфли. Я абсолютно несвободен. Понимаешь? Меня пригласили поехать на яхте. И решать надо было прямо на месте. Там важные люди. Крис Нортон… Мне надо было поехать! Но я не мог. Потому что тебя не предупредил.
