Как-то вечером Магеллан стоял на носовой надстройке, тревожно всматриваясь в даль. К нему присоединился Барбоза, и они вполголоса заговорили.
Я тоже смотрел вдаль. Взору открывалось обычное. Далекая линия берега и остывшее, почерневшее у горизонта небо над слабо мерцающей водной гладью — там закатывалось солнце. Внезапно командор обернулся и громко скомандовал:
— Боцман, всех наверх! Паруса долой! Курс в океан, подальше от берега! Идет шторм!
И сразу, словно в ожидании этого приказа, донесся первый порыв влажного ветра. Лицо океана сморщилось от мелких, тотчас же родившихся волн. А черная кайма у горизонта вдруг двинулась на нас, напрочь задергивая небо непроницаемым пологом низких туч.
Потемнело. Глухой протяжный грохот возник в воздухе. В быстро наступающей темноте я скорее угадал, чем увидел, исполинские валы, катящиеся к армаде правильным строем, словно все горы на свете ожили, построились ряд за рядом и спешили нас раздавить. Грохот грома раздался над моей головой. Сокрушительный ветер ударил по кораблю. Каравелла вздрогнула и качнулась. Не успела она оправиться, как водяная башня поднялась перед ее носом…
Я потому так подробно пишу, что это был мой первый океанский шторм, а первое всегда памятней. Уцепившись за мачту, я в ужасе молился. Где уж было смеяться над матросскими суевериями: чудилось, никто, ничто, кроме провидения, не спасет нас от океана, вставшего на дыбы, и неба, разбитого на куски сотнями молний. Такими ничтожными, такими беспомощными представлялись люди с их руками, хрупкими костями, слабыми мышцами и каравеллы, малые деревянные посудины из тонких досок.
Ко мне, держась за веревки, протянутые между мачтами и бортами, чтобы не упасть от качки и не быть смытым в воду, подобрался Барбоза.
— Командор приказал: на палубе только вахтенные! — крикнул он мне в ухо.
Я кое-как доплелся до каюты, привязался к койке и попытался уснуть. Не тут-то было! Меня бросало из стороны в сторону.
Среди ночи в каюту ввалился Барбоза. Вода стекала с него, как с акулы, когда ее вздергивали на крюке. Широко расставив ноги, он стащил с себя одежду, выжал, прикрутил к спинке койки и полез в сундук за сухой курткой. Переодевшись, Барбоза с ухмылкой осмотрел мое крепление, потрогал завязки.
— Член экипажа армады обязан знать морские узлы, — объявил он и ловко перетянул веревку как-то гораздо удобней. — А вы неплохо выглядите, сеньор негоциант. Некоторая бледность вам даже к лицу, женщины бы ее оценили.
