Перед вахтой матросы и офицеры собирались на палубах для вечерней молитвы. Один из юнг (у нас чаще всего славный Фернандо) зажигал лампу и пел протяжное:
Дай нам господь доброй ночи,
Доброго плавания дай кораблю,
И капитану, и всей корабельной команде.
Когда его тонкий вибрирующий голос затихал в океане, по знаку боцмана матросы затягивали «Отче наш» и «Аве, Мария». Их грубые, хриплые голоса низко, но сильно несли в ночь слова молитвы. С искренним чувством славили они господа и святую деву, полагались на их волю и просили быть милостивыми.
Они вообще молились часто и с жаром, крестились десятки раз на дню, все носили амулеты, отягощали себя массой обетов — чего-то не есть, чего-то не пить, чего-то не делать никогда… В придачу они верили во множество примет, и часто какой-нибудь случайный пустяк вызывал уныние или буйную радость у здоровенного, сильного мужчины — у одного из-за того, что попал гребцом на левую, а не на правую, как загадал, сторону шлюпки, у другого потому, что паруса под ветром сначала натянулись на грот, а не на фок-мачте…
Но я напрасно посмеивался над ними. Последующие события сблизили меня с этими простыми работящими людьми, и я понял причину их суеверности.
После вечерней молитвы наступала ночная вахта. Точнее, командор разделил ночь на три части: вахта начала ночи, вахта середины ночи и вахта утренней звезды. Кают с койками тоже было три: одну занимал командор, другую мы с Барбозой, третью кормчий, лекарь и священник. Остальные спали где придется: прямо на палубе, вдоль бортов, в трюме на бочках, в носовой и кормовой надстройках.
По утрам жалко было смотреть на промерзших матросов, завернувшихся в самое невообразимое тряпье, в тяжелом сне распростертых на досках. Если в темноте на них наступали ногами или волна, перехлестнув борт, обливала, им оставалось только ворчать и смиряться.
Едва вставало солнце, над кораблем опять звенел голос Фернандо.
— Благословен будь свет дневной,
Благословен будь крест святой!
— пел юнга. С этого начинался день Боцманы выдавали суточную норму еды, вина, пресной воды и дров. Пищу для себя и для офицеров матросы, объединяясь в товарищества, готовили на жаровнях, в ведрах, котлах, котелках. Около них кормились и юнги.
Одной из обязанностей юнг было вести счет времени. У нас на кормовой надстройке висели ампольеты — песочные часы. Мелкий, почти белый песок (командор погрузил в запас два мешка такого песка) пересыпался через дырочку из верхней половины часов в нижнюю как раз за полчаса. Тогда юнга переворачивал склянку, и песок опять начинал сыпаться. Юнгу сурово наказывали, если он забывал перевернуть склянку: ведь кормчий мог ошибиться в прокладке курса из-за незнания точного времени.
