После того дня Кэролайн начала ходить за мной хвостом, как собачонка. Вот и сейчас топталась у входа в комнату Сюзанны, предлагала мне сигареты, которые она настреляла у байкеров. Сюзанна встала, завела локти за спину, потянулась.
— Они их тебе просто так дали? — насмешливо спросила она. — Бесплатно?
Кэролайн поглядела на меня:
— Сигареты?
Сюзанна рассмеялась и больше ничего не сказала. Поначалу такие случаи сбивали меня с толку, но потом я и их стала приплюсовывать к доказательствам: Сюзанна так недружелюбна с другими людьми, потому что никто не понимает ее так, как я.
Вот в чем я себе не признавалась, вот о чем почти не думала. О том, к чему все шло у нас с Сюзанной. Не думала о неприятном осадке, который оставался у меня всякий раз, когда она исчезала с Расселлом. О том, как не зная, что без нее делать, я потерявшимся ребенком прибивалась к Донне или Руз. Или как однажды она пришла, обдав меня запахом застарелого пота, и небрежно подтерлась тряпкой, как будто ей наплевать было, что я это вижу.
Я встала, заметив, как Кэролайн нервно теребит подаренный мной браслет.
— Ну, давай сигарету, — улыбнулась я ей.
Сюзанна взяла меня под руку.
— Но мы идем кормить лам, — сказала Сюзанна. — Нельзя, чтоб они оголодали. И померли.
Я замялась, и Сюзанна принялась играть моими волосами. Она вечно так делала: снимала репьи с рубашки, а однажды ногтем выковырнула у меня из передних зубов застрявший кусочек еды. Нарушала границы, давая понять, что их не существует.
У Кэролайн на лице было написано, что ей хочется пойти с нами, и мне даже стало немного стыдно. Однако я все равно пошла за Сюзанной, пожав плечами — извини, мол. Я чувствовала, как Кэролайн глядит нам вслед. Тайный детский интерес, безмолвное понимание. Видно было, что разочаровывается Кэролайн уже далеко не в первый раз.
Я рылась в холодильнике у матери. Банки с зацементировавшимися объедками. Целое семейство крестоцветных овощей тухнет, набухает в целлофановых пакетиках. Как обычно, есть нечего. Вот такие мелочи и напоминали мне о том, чего это я, собственно, не сижу дома. Я услышала, как в дверях зашаркала мать, зазвякали ее тяжелые украшения, и хотела было потихоньку улизнуть, чтобы с ней не встречаться.
— Эви, — крикнула она, войдя на кухню, — постой-ка!
Я задыхалась, потому что примчалась с ранчо на велосипеде, да еще и действие косяка не до конца выветрилось. Я старалась моргать как нормальный человек, смотреть на нее с пустым, ничего не выражающим лицом. — Ты так загорела, — сказала она, взяв меня за руку.
