?
— У него лапы мокрые, — сказала я. — Наследит на полу.
— Родителей нет дома. Так что наплевать.
Тедди так и стоял в дверях, неуклюже выжидая чего-то; он что, думает, мы с ним гулять пойдем?
Он стоял там, будто какой-нибудь невезучий мальчик, которого эрекция настигла возле школьной доски, и безо всякой причины — его явно что-то удерживало на пороге. Возможно, на мне как-то по-новому сказался секс.
— Ладно, — сказала я. Я боялась, что расхохочусь — до того Тедди мучился. — Пока.
Тедди прокашлялся, постарался загнать голос в басы.
— Извини, — сказал он, — что Тики тебе мешал. Как это я поняла, что могу запудрить Тедди мозги? Почему я сразу решила, что именно это и сделаю?
Со дня солнцестояния я была на ранчо всего дважды, но уже потихоньку перенимала другое видение мира, другую логику. Почти все люди, говорил Расселл, ходят по линеечке, корпоративные правила парализуют людей, делают из них рабов, послушных, как обколотые лабораторные шимпанзе. А мы, обитатели ранчо, вышли совсем на другой уровень, мы противостоим этой мерзкой лавине, так и что с того, если иногда нам приходится пудрить этим рабам мозги, ведь нас ждут другие цели, другие миры? Если разорвать устаревшие договоренности, говорил Расселл, если отказаться от всех этих дутых страшилок, которыми нас пичкают на обществознании, в церквях, в кабинетах директоров, сразу поймешь, что “хорошо” и “плохо” просто не существует. Его вольные выкладки превращали эти понятия в пустые оболочки, медали потерявшего власть режима.
Я попросила у Тедди попить. Думала, он принесет мне лимонада или газировки, да чего угодно, но не того, что было в стакане, который он протянул мне трясущейся рукой.
— Салфетка нужна? — спросил он.
— Не-а.
Его напряженное внимание было похоже на прожектор, я даже слегка рассмеялась. Я только-только начала привыкать к тому, что на меня смотрят. Я сделала большой глоток. В стакане была водка, чуть помутневшая от пары капель апельсинового сока. Я закашлялась.
— Родители разрешают тебе пить? — спросила я, вытирая рот.
— Я сам себе все разрешаю, — ответил он гордо и в то же время неуверенно.
Глаза у него заблестели, видно было, как он прикидывает, что еще сказать. Так странно было смотреть, как не ты, а кто-то другой все просчитывает и нервничает из-за своего поведения. Вот так, интересно, Питер ко мне относился? С небольшим запасом терпения, с немного тревожным ощущением власти, которое ударяло в голову? Веснушчатое лицо Тедди — раскрасневшееся, услужливое. Он был всего-то на два года младше меня, но разрыв казался неодолимым. Я сделала еще один большой глоток, Тедди прокашлялся.
