Как звали высокую девочку за рулем, я вспомнить так и не могу: после того дня я ее больше ни разу не видела.
Донна подвинулась, похлопала по комьям вышитых подушек.
— Иди сюда, — сказала она, и я уселась на кусачую горку.
Донна казалась странной, даже немного придурковатой, но мне она понравилась. Вся ее жадность и мелочность были как на ладони.
Автобус тряско катился по дороге, внутри у меня все сжималось и подпрыгивало, но когда мне передали кувшин дешевого красного вина, я взяла его, расплескав часть на руки. У всех были счастливые, улыбающиеся лица, то и дело девочки принимались что-то напевать, словно туристы вокруг костра. Я подмечала детали — как они безо всякого стеснения держались за руки, как легко роняли слова вроде “гармония”, “любовь” и “вечность”. Как по-детски вела себя Хелен, которая теребила свои хвостики и разговаривала высоким голоском, как стремительно она вдруг нырнула на колени к Руз, будто хотела обманом втереться к ней под крылышко. Руз не жаловалась, она казалась надежной, хорошей. Потом, впрочем, я стала думать, что там была не столько хорошесть, сколько хорошо замаскированная пустота.
Донна расспрашивала меня о моей жизни, и остальные тоже — бесконечный поток вопросов. Конечно, мне было приятно оказаться в центре их внимания. Непонятно почему, но я им как будто нравилась, и эта мысль была до того новой и бодрящей, что я решила не разглядывать слишком уж пристально столь не слыханный дар. Даже молчанию Сюзанны я придумала оправдание, решив, что она просто такая же, как я, — застенчивая.
— Миленько, — сказала Донна, потрогав мою рубашку.
Хелен тоже оттянула рукав.
— Ты прямо куколка, — сказала Донна. — Расселлу ты понравишься.
Она обронила его имя вот так, запросто, словно и представить не могла, что я не знаю, кто такой этот Расселл. При упоминании его имени Хелен захихикала, с наслаждением повела плечами, будто карамельку сосала. Увидев, что я растерянно заморгала, Донна расхохоталась.
— И он тебе понравится, — сказала она. — Он не такой, как все. Честно. Рядом с ним прямо улетаешь, по-настоящему. Он как солнце, типа того. Огромный и правильный.
Она посмотрела, слушаю ли я ее, и явно обрадовалась, увидев, что слушаю.
Она сказала, что там, куда мы едем, люди понимают, как им жить. Расселл учил их, как найти путь к истине, как выпустить на волю подлинную сущность, которая сжалась в комочек у тебя внутри. Она рассказывала про какого-то Гая, который раньше был сокольничим, но потом стал жить с ними и теперь хочет быть поэтом.
