Супруги от неожиданности плюхнулись наземь и никак не могли прийти в себя.
Еще один гриф плавно спланировал прямо на крышу дома Наранаппы, громко захлопал демоническими крыльями и застыл, зорко оглядывая аграхару.
Теперь грифы начали опускаться друг за другом и попарно размещались на крышах, точно действовали по заранее разработанному плану. Время от времени один из грифов срывался с места, бросался на очередную крысу и, утащив ее на крышу, принимался не спеша расклевывать.
Хищные птицы покинули места сожжения трупов и слетелись в аграхару, будто знали, что ей конец. Жители аграхары высыпали на улицу и только прижимали ладони ко ртам при виде этого зрелища. У Ситадеви отлегло от сердца, когда она убедилась, что вестники смерти расселись по всем крышам; значит, дурное знамение касается не ее сына.
Первым опомнился Дургабхатта.
— Хо-о! Хо-о! — заорал он, пытаясь спугнуть грифов. Напрасно.
— Хо-о! Хо-о! — загалдела толпа.
Грифы не обращали на людей никакого внимания.
Тогда осенило Дасачарию, который вернулся в аграхару сытый и довольный.
— Надо вынести на улицу молитвенные гонги и ударить в них!
Брахмины обрадованно бросились по домам — взять из молелен бронзовые гонги и священные раковины.
Тяжкая послеполуденная тишина взорвалась неистовым лязгом и дикими завываниями; это было как грохот битвы и как праздничное моление, когда пылает белый камфориый огонь и ухает храмовой колокол.
Грифы с некоторым удивлением посмотрели по сторонам, раскрыли крылья и снялись с мест, унося в клювах растерзанных крыс. Скоро огромные птицы стали черными точками в синем мареве.
Брахмины в изнеможении разбредались по домам, бормоча благословенное имя Нараяны, зажимая носы и отирая пот.
Ситадеви и Анасуйя со слезами взялись за своих мужей:
— Да пропади это золото! Разве нужно нам чужое? Чужое нам не нужно! Скорей уносите покойника на костер, ведь это же Наранаппа на нас грифов насылает!
Над аграхарой висела духота-ни ветерка, ни дуновения, в домах тяжкая вонь застыла бесплотным призраком, от которого никому не было покоя. Благочестивые брахмины, замученные жарой, голодом и страхом, совсем сникли — им казалось, что уже ничто в жизни не очистит их от скверны этого дня.
Раскаленное солнце все выше поднималось по небосводу. Чандри устала сидеть под деревом. Нащупывая бананы в подоле, она думала о Пранешачарии, который так ничего и не ел, а все только молится и молится. Когда со стороны аграхары донеслись звуки гонгов и раковин, Чандри удивилась. Она огляделась по сторонам — ничего не происходило. Деревья замерли в безветрии, листва их была неподвижна, и только высоко над верхушками в чистом синем небе парили грифы.
