– Матвейка, сейчас мы пойдём дальше, – сказал я. – Здесь нам больше делать нечего. Идём на второй этаж. Надо там всё осмотреть. Держи меня за край куртки.
– А как же гробы? Они так и будут трястись? – испуганно спросил Матвейка.
– Потрясутся немного и перестанут, – оптимистично заметил я, – давай пошли, у нас ещё много работы, да и Фомич может в штаны… Не утерпеть может.
Матвейка хихикнул.
– Правильно, – я сжал Матвейкину руку, – лучше смеяться, чем плакать.
Мы прошаркали к лестнице на второй этаж. Без приключений. И поднялись на второй этаж тоже без приключений, даже проваливающихся ступенек – и то не оказалось. Это дело нравилось мне всё меньше и меньше, сплошная скукота и ничего интересного.
– А где Тоня? – спросил Матвейка. – Тут её тоже нет…
Я оглядел коридор. Всё вроде нормально. Двери закрыты, тишина, покой. За какой дверью моя верная подружка Тоска – неизвестно. Я велел Матвейке немного отойти и принюхался.
Так и есть. Вторая дверь по правую руку здорово пахла кедром.
Я легко отжал замок лезвием томагавка и вошёл внутрь. И сразу же обнаружил Тоску. Она стояла у стены. Не совсем самостоятельно стояла – от пяток до самого подбородка Тоска была… я даже не нашёл слова, как выразить то, что я увидел. На Тоску, как на стержень от детской пирамидки, были надеты похоронные венки. Много, штук двадцать, наверное. Тоска была спелёната этими венками, как мумия бинтами. А чтобы она не кричала, в рот ей засунули кляп. Из свернутой похоронной ленты.
Я даже похлопал в ладоши от восхищения – такого стремительного развития событий я не ожидал никак.
Тоска увидела меня и замычала.
– Погоди минутку, моя Черная Роза, – сказал я. – Или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Ариадна?
Тоска замычала яростно.
– Я тоже тебе симпатизирую, – сказал я.
После чего оглядел комнату. Комната представляла собой склад. Завалена венками, лентами, пластиковыми и бумажными цветами, чёрной материей, другими похоронными принадлежностями. Я выбрал большую бумажную розу и засунул её в карман куртки.
– Ты тут посиди пока, – сказал я. – А то Матвейка может испугаться, если тебя увидит. И что ему, потом всю жизнь жить с исковерканной психикой? А вдруг он пойдёт в ракетные войска служить с такими нервами? И что? Ядерная война, что ли?
Тоска застонала.
Я вставил ей в волосы гвоздику, полюбовался и вышел в коридор.
Прямо напротив двери стоял Матвейка. Он зажимал руками рот и трясся так, что с потолка осыпалась мелкая штукатурка.
