Аверьянов замешкался. В тот же миг на улице показался Мустафа. Подойдя ближе, он протянул Аверьянову его бумажник, видимо, вывалившийся у него из кармана в разгар свалки. Взяв бумажник, Аверьянов извлек несколько купюр по сто евро каждая и протянул эту кипу денег Мустафе.
Тот заводил перед лицом растопыренными пятернями, но деньги всё-таки взял.
— Всё нормально! О’кей… О’кей… ― твердил араб.
Нас вновь пригласили в микроавтобус.
Аверьянов заглянул в распахнутую дверцу, затем повернулся ко мне, что-то злобно промычал и снова полез на меня с кулаками.
На этот раз полицейские его скрутили, надели на него наручники и уже согнутого в три погибели втолкали в микроавтобус. Мне же было предложено пройти к легковой полицейской машине с включенными мигалками, которая стояла впереди…
Я даже не успел толком разобраться, куда именно нас привезли. Молодой атлетического сложения офицер, которому нас сдали в участке для дальнейшей процедуры, был одет в штатское, джинсы, черный свитер, обтягивающие его крепкие бицепсы. Мы оказались в безликом сером помещении. Нас усадили в разные углы. Трое полицейских в форме остались дежурить у входа.
Офицер в штатском, время от времени бросая на нас с Аверьяновым вопросительные взгляды, что-то долго изучал на своем мониторе, затем листал загранпаспорт Аверьянова и внимательно разглядывал мое французское удостоверение личности.
Аверьянов лунатично глазел в потолок и странновато, как невменяемый, покачивался. Растрепанный, с торчащими в разные стороны прядями волос, без пуговиц на рубашке, в разодранном пиджаке, с красным, лоснящимся от испарины лицом, он производил невыносимо жалкое впечатление ― казался не просто подвыпившим, а ненормальным. И хотя сердце у меня разрывалось на части от сочувствия к нему, искать примирения в столь официальной обстановке я был не готов. С каких слов начать объяснения? Какими доводами привести беднягу в чувство? Всё казалось бессмысленным, безнадежно нелепым.
Наши взгляды встретились. Грузно покачнувшись, Аверьянов опять сорвался с места и опять ринулся на меня с кулаками. Полицейские, топтавшиеся у двери, вновь успели преградить ему дорогу. Его решительно усадили на место и снова сцепили ему руки наручниками. После чего сидевший перед компьютером офицер приказал вывести его из комнаты…
— Из-за чего вы подрались? ― спросил атлет-полицейский на русском языке с едва уловимым акцентом, как только мы остались в комнате одни.
