— Сколько ты ему дала? — спросила я, повернувшись к ней, но оставив одну руку на перилах.
— Я не врач, Кэтлин. Я ничего ему не давала. Если он сам что-то принял, кто знает, сколько именно таблеток? Он был склонен к излишествам. — Она так и смотрела куда-то во двор.
— Ты ведь не сказала ему, кто ты? Иначе он бы тебе не доверился.
— Ты думаешь, ему не стоило мне доверять, Кэтлин?
Я провела рукой по перилам.
— Я думаю, ты убедила Истона не ездить в больницу. Наверное, сказала, что он выставит себя старым неуклюжим дураком. Его заносчивость легко обратить против него самого. Полагаю, ты дала ему аспирин и оставалась в Стрэттоне, пока он не потерял сознание. Ты ушла, только когда поняла, что его уже поздно спасать. Ты забрала у него шарф Ребекки, но твоя цепочка за что-то зацепилась, и подвеска упала.
Она обернулась ко мне с холодной улыбкой, которую я видела и раньше.
— Должна сказать, ты слишком много времени проводишь за книгами, Кэтлин. Я уже говорила, ты придумала занимательную историю. Но единственный, кто знает, что случилось — это я. — Она разгладила юбку. — И конечно, я с удовольствием расскажу её полиции.
— Ты оставила человека умирать, — сказала я. — Не имеет значения, что он сделал. Ты оставила его там умирать.
Она шагнула ко мне.
— Нет, Кэтлин, не оставила, — в её голосе слышалась ненависть. — Да, я дала ему аспирин. Да, я убедила его не обращаться в больницу. Но я не оставляла его умирать. — В её лице и улыбке было что-то, от чего сжималось сердце. — Я убедилась, что он мёртв, и только потом ушла, — прошипела она.
Она обернулась взглянуть на Эверетта и Ребекку, и выражение лица тут же изменилось, стало таким... довольным.
— Взгляни на них, — сказала она.
Мои руки дрожали.
— Видишь? Большой злой волк мертв, и все будут жить долго и счастливо, — она снова повернулась ко мне. — Мне жаль, Кэтлин. Но никто тебе не поверит. Я здесь выросла. Меня уважают. А ты здесь всего несколько месяцев. Никто не поверит твоим словам против моих.
Трясущимися пальцами я вынула из кармана маленький диктофон.
— Думаю, поверят.
Оуэн выглянул из-под стола, где жевал жёлтого цыплёнка с кошачьей мятой. Я нагнулась посмотреть.
— Не хочу вернуться, найти тебя среди обрывков и смотреть на это шоу ужасов, — предупредила я.
Кот развернулся и снова принялся жевать. Из гостиной вышел Геркулес, сел у ног и выжидающе посмотрел на меня. Я наклонилась почесать его за ухом.
— Я не могу взять тебя на руки. Не хочу, чтобы одежда была в кошачьей шерсти.
