Он прошел прямо в гостиную и поставил на проигрыватель песню «The Proclaimers» «Солнце над Лейтом». Он хотел отпраздновать тот факт, что везде, куда бы он ни поехал, он чувствовал себя как дома и встречал друзей. После непродолжительного ропота гости уловили его настроение. Улюлюканье, вызванное удалением предыдущей пластинки, смолкло при виде Стиви, переполненного избытком чувств. Он энергично хлопал по плечу Томми, Ренточку и Бегби, громко пел, танцевал вальс с Келли, ничуть не заботясь о том, как люди воспримут случившуюся с ним трансформацию.
— Молодец, что развеселился, — сказал ему Гэв.
В таком же настроении он пребывал и во время матча, хотя для всех других матч оказался полной катастрофой. Вновь глубокая черта пролегла между ним и его друзьями: если прежде он не мог разделить с ними их радость, то теперь — их отчаяние. «Хибз» продули «Хартс». Обе команды по ходу дела упустили кучу возможностей, играли как школьники, но «Хартс» всё же оказались несколько лучше. Кайфолом обхватил голову руками. Франко бросал свирепые взгляды на болельщиков «Хартс», которые танцевали на другом конце поля. Рента требовал немедленного увольнения менеджера команды. Томми и Шон дискутировали о пробелах в действии защиты, пытаясь свалить на кого-нибудь вину за пропущенный гол. Гэв намекал на масонские симпатии рефери, в то время как Доуси всё ещё оплакивал не использованные «Хибз» голевые моменты. Кочерыжка (наркотики) и Гроза Ринга (алкоголь) наглухо вырубились, да так и остались в квартире. Теперь их билеты на матч годились разве на то, чтобы делать из них «тараканы» для косяков. Но на все это Стиви было глубоко наплевать. Стиви был влюблён.
После матча он бросил всех для того, чтобы встретить на вокзале Стеллу. Основная масса болельщиков «Хартс» направилась тем же путем, но Стиви не обращал ни малейшего внимания на царившие вокруг дурные вибрации. Какой-то парень выкрикнул оскорбление ему в лицо. «Чего эти гондоны ещё хотят?» — думал Стиви. Они ведь и так выиграли четыре-один. Крови? Очевидно.
По пути на вокзал на него ещё несколько раз не особо изобретательно наезжали. Неужели, думал он, нельзя придумать ничего круче, чем «хиббзовский ублюдок» или «католическое говно»? Один герой, науськиваемый дружками, попытался напрыгнуть на него сзади. Не надо было ему надевать свой шарф. Но ведь хрен сразу сообразишь. Он же был теперь лондонский парень, и какое отношение вся эта хуйня имела к нему? Он не хотел, даже самому себе не мог ответить на этот вопрос.
