… Согнутый спудным бременем тяжести, Димка ковылял домой.
Размышляя:
— Я видать вправду битый дурак! И снова же потащусь в эту контору ради своих же страданий! Давай действуй решительней!
И скорее увольняться! Да кто еще столько лет стерпит моральное (и материальное!) унижение!?
Нет! Пока не торопись! Не все же сослуживы — вечные паскудины? Верно? Леонид же обещал… Потерпи малость. Подвел ли хоть раз он с обещаниями?..
…Дома повалился на диван. Но бабуля нынче тоже не в равновесии. И настырно приплелась в комнату.
— Почему ушел со службы раньше!? Не справился? И тебя выгнали?
— Меня отпустили. Я, кажется, заболел…
— Кто тебя отпустил так рано!? Посмотри, только второй час!
— Мой начальник.
— По какому такому поводу?
— Я неважно себя чувствую. Не слышала?
— Не выдумывай! Ты совсем не хворый! Ты придуряешься! Правильно тебя мать зовет великим лодырем! Вставай — и бегом назад, на службу!
— Бабушка, честно. У меня наверное давление подскочило. Вот побегу в поликлинику и возьму больничный на три дня. Так что не мешай мне. Отдохну и к вечеру буду в порядке.
— Брешут все твои доктора! Нет у тебя никакого давления! У тебя мозги не туда повернуты! Слушайся, что тебе говорит мать: учился — не учился, а так и остался неучем!
— Ну давай проверим! — Димка потянулся к тумбочке, где был спрятан бабушкин тонометр. — Бабуля! Если не веришь, звякни
Леониду Петровичу от соседки. Запиши номер…
— А ну не смей касаться моих снастей! — нагло вырывала она из рук парня тонометр. — Видал, бабку звонить посылает!? Думаешь, я поверю дуракам!?
— Чего? Наш Леонид Петрович — по-твоему дурак? — съеживаясь, нашептывал Димка.
— А то как же — на ваших ВЭЭМ нормального человека и найди!
Вас там держат только из жалости, ради призрения: кривых, косых, хромых, да шальных. А будет война — сразу на улицу выкинут! И вы вмиг подохнете, как клопы от клоповара!..
Но вдруг на кухне зашипела вскипевшая через край кастрюля.
Бабка ринулась выправлять ситуацию. Это позволило снова спрятаться в комнате. Заперевшись покрепче гвоздем…
Расслабленно он вдыхал, лежа на диване. Глядя в потолок, на одну и ту же трещину, годами тянущуюся с востока на запад. И в теле легонько разливалось облегчение…
— Дима-а! Дима-а! — ликвидировав "внештатку", сызнова загудела старуха. — Ди-ма!! Не прячься! Щас же открой!!
Он молчал. Он накрылся подушкой с головой. Он обертывался одеялом. Ему действительно было не по себе. И не хотелось никого ни видеть, ни слышать…
