— Так, — вновь повернулся к ней Иван.
— Ты зайди ко мне, как отобедаешь, — сказала она. — Про Етишкина потолкуем. А может и еще кое о чем.
Он взглянул на нее внимательно. Что там в ее глазах? Немного эротики. Немного страха. Любопытство. И желание поделиться чем-то таким, чем ни с кем делиться не хочет или не может. Это желание в ней было отдельно от эротического.
— Я зайду, — пообещал он.
— Постучи. А то дверь будет заперта.
— Постучу, — еще пообещал он.
Дядя Петя был то ли рассеян, то ли расстроен с утра, а может, одно было причиной другого. Он даже, схватил, не глядя, подсунутый ему кем-то ключ 22 на 24, но тут же бросил его и принялся тереть ладонь о спецовку, будто ожог или осквернил ее, левую, прикосновением к этому ключу. Накричал в связи с этим на Ивана, хотя тот был здесь ни при чем. В этот день он то и дело переходил от конкретной деятельности к абстрактной задумчивости, а потом опять к деятельности, и однажды, срывая болт, ударил вместо зубила себе по пальцу. После этого, окончательно разозлившись, собрал инструмент и ушел. Часом позже Иван видел его уже перебинтованным, мимоходом удивившись сему: если палец расшиб, то зачем же всю ладонь обмотал? Пообедав, он, хотя и не был с похмелья, улегся на телогрейки, а Иван отправился к кладовщице.
Контора была пуста. Дверь кладовой заперта изнутри. Иван постучал, как и было условлено. Ему тут же открыли.
Халата на ней на было. Но это не значит, что Александра была голая. Просто платье ее кокетливое, что раньше было халатом скрыто, теперь подчеркивало ее прелести. Халат ее старил, и сейчас Иван ей не то что тридцать или двадцать шесть, но и двадцать три приписал бы с большим натягом.
— Залезай, — пригласила она.
Иван перепрыгнул через стол. И как бы не удержавшись на ногах, за нее ухватился. Она положила ему руку на грудь. Слегка оттолкнула этой рукой.
— Сядь.
Иван сел на оказавшийся сзади него стул.
— Покойниками интересуешься? — спросила она.
— Только в некрофилы меня не записывай, — сказал Иван. Кое-какими специфическими терминами он после фрейдистской вокабулы мог теперь оперировать без словаря.
— Жалко его, — сказала Шурочка. — Глаза у него голубые были, ты заметил? И усики. Всё отпустить их пытался. Только они у него плохо росли. Он ко мне сюда иногда заглядывал. Всё про собак рассказывал. И про семью свою.
— А фасовщица? — пользуясь случаем, подхватил тему Иван.
Чтобы не очень утомлять ее ум этой темой, чтобы часть ее внимания от этой темы отвлечь (хоть и первая начала), перевести эту тему в разряд «между прочим» и «надо же о чем-то говорить», то есть не показать своей искренней заинтересованности, Иван положил ей руку на талию и слегка притянул к себе.
