Антуан тоже любил погреться на солнышке, и приходил иногда прогуляться в эти места, столь любимые парижанами, откуда открывался вид на сверкающую ленту Сены, ее зеленые берега и дома, окружающие Гревскую площадь, но он уже не имел на Франсуа того влияния, что прежде. И когда он останавливался около школяра и любезно осведомлялся о его самочувствии, тот в отчет молчал или же тряс головой, притворяясь, будто наблюдает за лучниками, которые на зеленом лугу пускали стрелы в высокий шест, увенчанный пучком зеленых веток.
— Ты лишился рассудка, — говорил Антуан, не понимавший, как можно столь бессмысленно проводить время. — Идем со мной. Я как раз получил анжуйское.
— А Марго? — спрашивал Франсуа. — Она же даст мне от ворот поворот.
— Да нет же. Она по-прежнему расположена к тебе. Когда вы втроем с благородным Перне де ла Барром и дамой, которую он сопровождал, как-то проходили мимо нашего заведения, она хотела подать тебе знак. Правда, правда. Я удержал ее.
— А с чего она решила подать мне знак?
— Да она ревнует, — объяснил Антуан, скорчив приличествующую такому объяснению физиономию и теребя край своего фартука. — Я же это вижу. И весь тот день она только и делала, что ворчала и ругалась. Уж поверь мне. Я-то знаю, как это бывает. Пойдем, право! Вместо того чтобы торчать тут, глазея на этих ленивых и неумелых лучников, на содержание которых с нас дерут такие подати, и есть себя поедом, пойдем к нам. Увидишь, тебе будет оказан прием, как принцу. Ну что? Ты решился?
— Пока нет, — ответил Франсуа.
И тем не менее он неожиданно вскочил, так как увидел среди людей Катрину и показал ее Антуану.
— Что? — удивился Антуан. — Это из-за нее ты тут торчишь?
— Да, — чуть охрипшим голосом ответил Франсуа. — А теперь уходи.
— Она вовсе не такая уж красавица.
— Она больше, чем красавица, — отрезал Франсуа.
Однако Катрина была не одна, и приветствие, которым она ответила на поклон школяра, показалось ему настолько сдержанным и холодным, что, похоже, она сама поняла это, спохватилась и с улыбкой осведомилась:
— Вы по-прежнему сердитесь на меня?
— Ничуть, — ответил Франсуа.
— Ах вот как! — небрежно бросила она. — А я-то решила, что да. Не видя вас больше, я заключила, что вы сердиты на меня.
Франсуа молча стоял и любовался ею. На ней было длинное платье с узкими, обтягивающими рукавами, отделанными у запястий тонкой полоской меха; вырез корсажа был тоже отделан таким же мехом, который подчеркивал нежную белизну ее груди.
