— Тогда слушайте, — сказал Франсуа.
И насмешливым голосом, обращаясь к Марго и одновременно передразнивая ее, он дочитал свою балладу до посылки и под деланный смех Антуана продекламировал, влекомый ритмом:
В зной и мороз есть у меня укрытье,
И в нем могу — с блудницей блудник — жить я.
Любовниц новых мне не находите:
Лиса для лиса всех всегда милей.
Отрепье лишь в отрепье и рядите —
Нам с милой в честь бесчестье… Посетите
Притон, который мы содержим с ней
[18].
Затем был некоторый миг ошеломленного молчания. Антуан смотрел на Марго; потом они, Колен с Колеттой, Ренье с Жаннетон, поскольку все узнали себя в стихотворении Франсуа, наперебой стали высказывать, что они думают, и не скрывали своего удивления.
— Так ты, выходит, поэт? — наконец произнес Ренье.
— Да просто я старался как можно лучше описать это место, — ответил Франсуа.
— И это тебе здорово удалось, — заметил Антуан. — Мне-то, конечно, все равно, но ты мог бы изобразить меня в более благородном виде. Я ж не для всякого бегаю за вином: зависит от человека. Для каждого свое обращение.
— Я передал главное, — ответил Франсуа. — Марго, а ты что скажешь?
Но Марго повернулась к нему спиной, и Колен, который не сумел еще перевести свои чувства в слова, встал с ликующим видом и вполголоса, словно говоря самому себе, произнес:
— Вот так-то вот. Вы его приветили, ублажаете, и он вас за это отблагодарил.
— Слышал, что сказал Колен? — обратилась к Франсуа разъяренная Марго. — И он прав. Представить меня как какую-то подстилку!
Франсуа сгреб ее в объятия.
— Нет! — возмущенно воскликнула она. — Пусти!
— Марго!
— Нет! Я зла как черт!
И она с достоинством удалилась, меж тем как Антуан и Колен тихо обсуждали в углу это происшествие.
Страшно огорченный Франсуа не посмел последовать за Марго, но и уйти тоже не решался, опасаясь, что если он уступит место, то все потеряет. В полном унынии он подошел к Монтиньи и спросил:
— Ренье, что я такого плохого сделал? Ты тоже осуждаешь меня?
— Ты еще совсем зеленый, — сказал Ренье.
— Наверно.
— Марго — женщина и предпочла бы, чтобы ты ее нарисовал в более привлекательном свете.
— А как?
— Ну сравнил бы ее с какой-нибудь знатной дамой, как заведено.
— Да?
— Да, — подтвердил Ренье. — И это чистая истина. Женщины не больно-то любят, когда их изображают такими, какие они есть. Им нужны восхваления.
— Не понимаю, — задумчиво и с полнейшей серьезностью промолвил Франсуа. — Какие восхваления? Вроде тех, что нам вдалбливали в школе — замшелые от древности и до того нелепые, что стоит их произнести, и все покатятся со смеху?
