— Они самые, — кивнул Ренье.
Но растерянность и огорчение Франсуа тронули его, и он произнес почти шепотом:
— Ты сочинил отличные стихи. Они выразительные, яркие, в них чувствуется жизнь. Продолжай писать, но уже не про Марго. Стихи принесут тебе новые радости. Ты — поэт, это я тебе точно говорю. Главное, верь в себя, и придет день, когда тебя будут не ругать, а прославлять.
— Ты так думаешь?
— Да. Твое имя станет знаменитым, стихи твои будут заучивать наизусть, а дамы и молодые люди, заводя разговор, станут начинать его с вопроса: «А вы знаете Франсуа де Монкорбье?»
— Ты шутишь!
— Франсуа де Монкорбье! — торжественно повторил Ренье.
Но Франсуа взял его за рукав, отвел в сторонку и смущенно признался:
— Мое имя теперь не Монкорбье.
— Как так?
— Я сменил его. Франсуа де Монкорбье не слишком благозвучно, и его трудно запомнить. Но если ты сложишь первые буквы каждого стиха посылки: «В зной и мороз…» — то узнаешь имя, которое я взял.
— И что же это за имя?
Франсуа продекламировал посылку баллады, и Монтиньи сложил новое имя.
— Ну, что ты на это скажешь? — поинтересовался школяр.
— Ага! — кивнул Ренье. — Виллон[19]! Ты прав, малыш. Оно куда лучше и сразу ложится на память. Но что на это скажет твой дядюшка мэтр Гийом? Ведь ты присвоил его фамилию.
— А! — махнул рукой Франсуа. — Он и не узнает.
Тайком от дяди Франсуа сочинял баллады и читал их Антуану и Ренье, потому что после той, первой, Марго относилась к нему с неприкрытой враждебностью. То были стихи изрядно похабные, необычные и уморительные; в них школяр живописал разных типов, встреченных на улицах и в харчевнях, чьи странности просто взывали выставить их в смешном виде. Монтиньи восхищался ими. Что же до Антуана, он был достаточно умен, чтобы понимать; обида Марго продлится недолго, и в его же интересах не портить отношения с Франсуа.
— Терпение, — твердил он. — Ей надо время, чтобы отойти.
— И она вернется ко мне?
— Она просто умирает от желания вернуться, — уверял толстяк. — Уж я-то ее знаю. Обида мешает ей сделать шаг тебе навстречу, но ты не должен торопить ее, иначе все испортишь.
— Хорошо, — кивнул Франсуа. — Ты дал хороший совет.
И действительно, прошло совсем немного времени, и Марго подсела за стол Франсуа, словно между ними не было ссоры, и велела Антуану подать вина.
— Выдержанного? — осведомился тот, хотя и сам знал, из какой бочки нацедить вина, чтобы вспрыснуть их примирение. — Бегу!
— Поторопись! — крикнула ему вслед Марго.
