Щорс торопил всех. Он говорил, что нельзя ждать, пока немцы придут в Семеновку, надо идти им навстречу; говорил, что немцы под Конотопом получили уже сильный удар от луганского отряда Клима Ворошилова и нельзя ни на минуту давать передышку врагу.
Добровольцы приходили к Щорсу одиночками и группами. Их размещали в стоящих на запасных путях товарных вагонах, оборудованных нарами и железными печурками. Вербовочная комиссия, опрашивавшая всех поступавших в отряд, работала с утра до ночи.
Иногда Щорс, стоя в стороне, молча прислушивался к разговору и вдруг быстро, чеканным шагом подходил к добровольцу и, пронизывая его взглядом своих больших серых глаз, спрашивал:
— Не боишься смерти?
И если видел на лице добровольца испуг, говорил презрительно:
— Трусов нам не надо. Панику будешь сеять.
Потом командовал:
— Кру-гом! Домой, шагом марш!
Некоторые приходили в лаптях. Щорс говорил им:
— Если сапоги оставил дома, возвращайся за ними назад. У нас сапог нет.
Кое-кто возвращался и больше не приходил.
— И хорошо, — говорил Щорс, — такие нам не нужны.
Приходило в отряд немало и бывших солдат-фронтовиков. Их можно было сразу узнать по старым, пожелтевшим папахам, по шинелям со следами оборванных погонов, по флягам и котелкам. Многие приходили с винтовками. Один молодой солдат, лет двадцати, прикатил даже станковый пулемет. Явившись, он взял под козырек и отрапортовал:
— На волне мировой революции прибыл в ваше распоряжение. Прошу зачислить в партию большевиков.
Щорс, улыбнувшись, спросил:
— В каком полку служил?
— В 275-м Красносельском запасном. Бывший рядовой девятой роты Живоног.
— Отличия имел, товарищ Живоног?
— Так точно, товарищ командир. Бит по морде.
Дней за десять в отряд вступило около трехсот человек. Щорс провел с ними несколько строевых занятий, а потом приказал погрузить имущество отряда в эшелон.
Перед отправлением вагоны облепили женщины. Пришли проститься с бойцами их жены, невесты, матери, сестры. Щорс вызвал гармонистов и велел им играть веселые песни и танцы. На платформе, сырой еще от только что сошедшего снега, бойцы лихо отплясывали украинского гопака, чечетку, московскую «барыню», камаринского. Заплаканные женщины, вытирая слезы, одна за другой пускались в пляс. В разгар общего веселья был дан сигнал к отправке.
Через два часа эшелон остановился у станции Новозыбков. Все запасные пути этой станции были забиты товарными составами с имуществом, эвакуированным из Украины. Немцы заняли уже Гомель и двигались вдоль железной дороги на Новозыбков.
