Тем временем, пока счастливый Хулатай клялся в верности своей лунноликой невесте, Алып-Хан-Хыс готовилась к свадебному пиру.
Глашатаи оповестили всю округу, и опустели белые юрты, а их обитатели дружными толпами потянулись к богато убранному жилищу радостных влюбленных, нашедших наконец друг друга.
Ломились от различных яств и напитков обильно уставленные столы. Девять дней и девять ночей длилось свадебное пиршество, девять дней и девять ночей не умолкал смех собравшихся на великое торжество. Резали мясо, готовили айран — всего было вдоволь, и даже исхудавшие собаки, насытившись, подняли вверх хвосты.
А на поляне, где уже готовились помериться силой и ловкостью обнаженные до пояса борцы, постелили златотканые ковры, а там, где готовились к танцам прекрасноликие девы, земля была устлана разноцветными шелками. И не было конца веселью и счастью…
Год прошел, другой миновал, третий кончился. И вот однажды, когда заря искрящейся позолотой легла на кроны деревьев ста пород, прекрасная Чибек-Арыг вышла из своей юрты, и все увидели на ее руках мальчика, как две капли воды похожего на гордого Хулатая.
«Добрейшая Чибек-Арыг подарила Хулатаю сына! — эта весть, словно выпущенная из лука стрела, понеслась по всем стойбищам. — Говорят, пеленки его сделаны из шкур шестидесяти барсов, а подстилки в люльке его сделаны из шкур семидесяти волов; говорят, под голову ему положены шкуры шестидесяти самых темных выдр, а укрыт он шкурами семидесяти самых чистых соболей.
Говорят, волосы его — словно пламя большого костра, а глаза — ярче солнца и звезд; брови — чернее самого черного бархата, а щеки — краснее самого пунцового кустарника, что расцветает ранней весной. Голос его — словно гром в горах, а плач его слышен за самым дальним белым морем.
Вот какого удалого алыпа родила прекрасная Чибек-Арыг!
Только имени она ему еще не дала — ждет, пока не вернется с большой охоты гордый Хулатай!»
Но не успела заботливая Чибек-Арыг дать имя любимому сыну.
Лишь только черные тучи погасили звезды, как скрытной таежной тропой прокрался к богатырской колыбели коварный хитрец Хан-Мирген.
Воровато оглядываясь по сторонам, он схватил спящего мальчика и, быстро вскочив на коня, пустился вскачь в сторону безлюдных белых степей.
А когда резвоногий скакун, касаясь остроконечными ушами самой крыши гор, примчал его к заросшему болотной тиной жилищу кровавоглазой Юзут-Арыг, Хан-Мирген, подобострастно опустившись перед страшилищем на колени, льстиво пролепетал:
