Пионерск | страница 23
Выхожу на аллею. Времени — полночь. Что-то не так — я понятия не имею, как здесь оказалась, и что произошло с тех пор, как я вышла из бара вместе с Иркой. Так, я собиралась к Шурику в его дурацкий ПОУХ, потом здесь, посреди лагеря, вышла из строя одна из «хозяек», я попыталась помочь, но что-то не сложилось, а потом… потом…
Меня словно молнией освещает, голова становится прозрачной и ясной, будто лампочка накаливания. Впечатление, что до этого я бегала, сбивая в кровь ноги и раня голые коленки по темному и сучковатому лесу, а тут над ним внезапно взошло солнце, осветив все. Яркое, летнее солнце.
Или луна.
Я вспоминаю.
Черт возьми, в какую жопу мы умудрились вляпаться на этот раз! Дерьмо, дерьмо… Нужно… что нужно-то? Нужно рассказать Ольге, вот что — она, может, и не истина в последней инстанции, и не самый большой босс в этом парке, но она, черт возьми, куратор, и если все то, что произошло со мной, реально, то это…
Я лечу по ночным аллеям и тропинкам, не разбирая дорог, вспугивая припозднившиеся парочки, разбегающиеся от моего топота, словно куропатки. По ночам контроллеры по лагерю просто так не бегают, это должно быть ясно…
Ясно даже и ежу.
Мысли снова путаются, к тому моменту, как я добираюсь до домика «вожатой», я дышу тяжело, а форменная рубашка промокает от пота. Здесь полная тишь и благодать, скрипят за домиком сверчки, шумят рядом деревья. Окно горит теплым желтым огоньком. Только войти туда, только рассказать ей…
Взбегаю по ступенькам. Стук в дверь.
— Кто там? — голос Ольги спокоен и уверен.
— Это Славяна! — нехорошо настолько терять контроль, но меня буквально трясет. — Это… срочно! Это очень срочно!
— Входи.
Я вваливаюсь внутрь. Ольга еще даже не ложилась, сидит за своим планшетом, как обычно.
— Что случилось, Славя? — она не встревожена. Она готова выслушать и помочь. Как всегда.
— Ольга… Дмитриевна… — меня переклинивает от вида этого мягкого лица, от приглушенного света, от все этой спокойной атмосферы, и ужас только что — только что? — происшедшего уже отступает, кажется далеким, нестрашным, и не таким уж важным. — Ольга… у нас ситуация. У нас…
Куратор морщится, наклоняется ко мне и произносит три коротких слова.
— Убрать эмоции. Анализ.
И я падаю в смеющуюся хрустальную бездну.
Часть 4
Это походило на картины французских импрессионистов, или даже самого Тернера. Зыбкое, неверное, ткни пальцем — и сразу же рассыплется, развеется, словно дурной сон. Что странно, надо сказать. Раньше на меня такое во время занятий не накатывало — чтобы постоянно боковым зрением виделось какое-то нездоровое, странное колыхание даже самых, казалось бы прочных материй, вроде зеленой классной доски и раскрашенных двумя унылыми красками стен.