Расколотое небо | страница 18
На столе в чугунке разглядел странную серую смесь, от нее несло макухой.
— Где родитель? Мамка? — грозно спросил Глазунов. — Это ж надо, до такого детей доводить!
Медленно, сквозь хлюпанье, разобрались, что к чему. Оказалось, живут они с год без мамки, которую тиф забрал, что две недели назад папаша, путевой обходчик, наказал своему семейству сидеть тихо, из дому не выходить, оставил старшей, Даше, дней на пять еды: макухи, сухарей, воблы, наносил в дом воды и кизяков на топку, сказал, что едет в Астрахань еды менять. Ждал-ждал поезда, а его все не было. Так, не дождавшись, ушел по шпалам пеший. Но пять дней прошло, неделя прошла, сколько дней прошло, а его все нет и нет. Сначала всем было весело, Даша сказки рассказывала. А потом у нее случилась болезнь. Есть же в доме уже который день нечего, все, что нашли, доели.
Глазунов догадался, что старшая свою долю, пока была, делила на всех, оттого и свалилась.
— Чего делать-то будем? — растерянно спросил с порога моторист Мамыкин.
— А что делать? — покривился Глазунов. — То, что решили.
— Это как же понять, комиссар? — налился злостью Мамыкин. — Тут мы по хозяева! Тут он хозяин! Они! Вернется он, а его дома и нет? Да что мы, варвары? Что ж, это и к моим в хату каждый придет и скажет: «Круши-ломай!»
— Не ори… — попросил Глазунов.
Он сел на лавку, помял в руках шапку, почесал лысину. Тошно ему было так, как редко бывает. Он представил себе этого неизвестного обходчика, как он ставил этот сруб по бревнышку, конопатил щели, крыл свежей дранкой крышу, устраиваясь здесь, при дороге, на долгую жизнь. Как рождались тут эти малявки, чадунюшки. И как шла тут обыкновенная, нехитрая жизнь. И каково ему будет, ежели вернется, увидеть вместо родного дома прокопченную печь посреди снега, труху да щепу. И не узнать ему, куда свезли, куда делись его кровинки. От всего этого Нилу Семенычу Глазунову захотелось встать и уйти. Отдать малятам из отрядных припасов кое-что, пусть подкормятся.
Но в то же время он понимал, что не имеет права этого сделать, потому что эшелон должен сдвинуться с места именно сегодня, и если он не сдвинется с места сегодня, то им всем придется плохо.
А если этот самый обходчик слег в тифу? Или случилась с ним в дороге какая другая беда? Ведь тогда померзнут, помрут с голоду, доев отрядные гостинцы, вот эти, которые, притихнув от страха и непонятности, смотрят на него из тряпья, горбом наваленного на кровати с латунными блямбами на спинках.