Фра-Августин видел закутанных в шали женщин. Они шли впереди солдат, сутулясь, опустив головы. Он видел девушек, их перепуганные лица пылали от быстрого бега.
— Матильда-то смылась, — сказал Мате Разносчик.
— Я ее отпустил, — спокойно ответил Муяга.
— Пусть убирается ко всем чертям, — сказал священник. — Сюда, сюда! — кричал он солдатам, сгонявшим крестьян. — Ведите всех во двор, — приказывал он, подбегая к толпе, которая колыхалась и покачивалась. Фра-Августин начал считать: оказалось два десятка человек.
— Вы помогали предателям? — спросил он, когда они подошли к воротам просторного двора, отгороженного дубовыми кольями. — Где партизаны?
Крестьяне молчали, сбившись в кучу. Головы втянуты в плечи, спины согнуты, глаза спущены.
— Чей это дом? — спрашивает фра-Августин.
— Мой, — говорит крестьянин в обтрепанной войлочной шляпе.
— Ты кто?
— Сретен Мачак.
— Сколько сыновей послал в партизаны?
— Нет у меня сыновей, — говорит крестьянин.
— Нет? — фра-Августин подходит к нему ближе. — А почему бежал в лес? Почему не хотел встретить нас в своем доме?
— Народ побежал, ну и я.
— И прямо в лес? Чтобы там подкарауливать нас с карабином?
— Нету у меня карабина.
— Нет, значит сыну отдал, — говорит фра-Августин. — Так, Михайло?
— Так точно, — отвечает Михайло.
— Ты слышал, что Михайло сказал?
— Можете говорить, что хотите, а я вам свое сказал, — спокойно ответил крестьянин.
— А ты? — повернулся фра-Августин к женщине в черном платке. — У тебя сколько сыновей в партизанах? Черный платок по кому носишь?
— Внучек у меня умер, господин.
— Внучек? Чей внучек? Уж не ты ли его сама себе родила? Чей он?
— Сына моего, господин…
— А сын где?
— Не знаю, господин. Бежал из армии, а куда подался, пусть вас бог надоумит.
— Я и так знаю! — закричал фра-Августин. — Твой сын партизан! Вы все тут бандиты! Правду я говорю, Михайло?
— Точно так, — ответил Михайло.
— Чтоб тебе сгнить живьем, — сказала женщина. Она, видимо, узнала его.
— Сколько их, Асим?
— Семнадцать.
— Пусть идут в дом, — приказал фра-Августин, размахивая револьвером. — Живее, живее, — он поторапливал солдат, которые загоняли людей в дом, срубленный из дубовых бревен.
Крестьяне покорно шли в настежь распахнутые двери, забивались в углы, стараясь укрыться от усташей. Съежившиеся, бледные и перепуганные, они безмолвно и покорно исчезали в доме, словно в могиле. Никто не сопротивлялся.
Когда в дом вошел последний крестьянин, фра-Августин закрыл дверь и запер ее на засов. Во дворе уже было полно усташей, вдруг кто-нибудь вздумает бежать.
