- Я получил кое-какие сведения, Микаелеф, которые обеспокоили меня. Я хочу задать тебе несколько вопросов, а ты должен абсолютно честно ответить на них.
- Конечно, Саддам, - У меня засосало под ложечкой. Мне захотелось оказаться далеко отсюда.
- Знаешь ли ты, что твой шурин, Латиф Паша - член коммунистической партии?
Задавая вопрос, он встал передо мной, очевидно, чтобы следить за моей реакцией. На самом деле я почувствовал мимолетное облегчение, когда меня спросили о Латифе, а не об Амне.
- Мне совершенно неизвестно, - сказал я, собрав все свое хладнокровие, - состоит ли он в какой-нибудь политической организации.
- А ты знаешь, что твой тесть был коммунистом? - спросил Саддам.
- Да, - ответил я, все больше смелея. - Но он умер уже восемь лет назад.
- А Амна? - спросил Саддам, - они с отцом были близки, так ведь?
Внезапное упоминание имени жены взволновало меня, и я не сомневался, что Саддам это заметил.
- Да, конечно. Но я никогда не считал, что она разделяет политические взгляды своего отца. - Я надеялся, что Саддам не заметит лживых и боязливых ноток в моем голосе.
- У меня возникла проблема, - Саддам подошел к окну, из которого открывался вид на реку. - Имя Латифа Паши иногда попадает в поле зрения наших спецслужб, но сейчас меня беспокоит не это. Ты, конечно, догадываешься, что мои агенты есть в каждой политической организации в Ираке. Этим утром мне дали список людей, присутствовавших на тайном совещании коммунистов. Они планировали проведение террористических акций и собирались устроить беспорядки в нашей стране, и без того пребывающей в глубоком кризисе. Большинство этих имен я видел и ранее, но одно - впервые. Это Амна аль-Рабака.
Я застыл. Мне показалось, что у меня остановилось сердце. Во рту пересохло.
- Это распространенное имя, - прошептал я.
- Возможно, - ответил Саддам, - но какое поразительное совпадение на этом совещании именно эта Амна аль-Рабака сидела рядом с Латифом Пашой.
Мой язык будто одеревенел. Обливаясь потом, я отрицательно покачал головой:
- Этого... не может быть, - заикаясь, произнес я, хотя знал, что именно так все и было.
- Мне неприятно говорить тебе все это, Микаелеф, но ты должен понять, перед какой дилеммой я оказался. Как ты думаешь, что мне делать?
- Я не знаю, что сказать, - ответил я. Это, по крайней мере, было правдой.
- Тогда я скажу, что нам нужно делать, - сказал Саддам довольно мирно. - Твоя реакция на эти новости убедила меня, что ты ничего не знаешь о деятельности твоей жены. Это для меня имело большое значение. Теперь ты пойдешь домой и ничего не будешь говорить жене о нашем разговоре. Понятно?
