– Так ваша дочь…
– Да! Дочь этого человека…
– Не может бы-ыть!.. – Пашка был в смятении. – Значит Валечка – внучка…
– Да! – не дала она ему договорить. – Фамилию тогда пришлось сменить на мою, иначе бы нам жизни не было… Меня не тронули, может, потому, что всё-таки мужа, как орденоносца и известного человека, уважали. Может, я им не интересна была, да и малолетняя дочка на руках. Переселили из огромной роскошной квартиры в эту самую коммуналку и больше не беспокоили. Потом война, блокада… Как выжила, как уцелела, не знаю. Имя мужа витало надо мной, как тень отца над Гамлетом. Пряталась всю жизнь, как мышка, молчала. Дослужилась вот даже до старшего научного сотрудника Русского музея… Пришло время, и моя дочь, уже известная на всю страну артистка, вернула квартиру, где когда-то, до ареста, жила наша семья. А тогда… Я была красоткой. Порода она и есть порода. Но жизнь не складывалась. Как только кавалеры узнавали, кто был моим мужем, тут же исчезали, как в полдень тени. Такие были времена. Теперь в это даже трудно поверить! Я так и осталась одна. Дочка выросла без отца. Здесь, на Васильевском, вокруг моей дочери было много счастливых девочек. Почти у всех детей были или любящие папы, или отчимы. Им повезло – многие, хоть и искалеченные, но с фронта вернулись. Представляете, Павел, наша огромная коммуналка, смех, послевоенная радость, мужчины, тискающие своих малышей! А у неё отца нет. Почему? Я ей, крохе, не могла объяснить. Каждый раз что-то придумывала… Она жаждала отцовской любви! Рвалась к ней всей душой! С детства всеми правдами-неправдами пыталась обратить на себя внимание любого мужчины, добиться его расположения, а ещё лучше – его обожания. Это стало её манией… Валентина тоже выросла, в основном, без мужской ласки и внимания. Точно так же, опять, в эти проклятые два года, как её мать и я, она осталась без отца. История повторилась… Виктор Петрович, когда мог, приезжал к маленькой Валечке сюда, в Ленинград. Позже, когда ей было уже лет восемь-девять, стал иногда брать на гастроли. Потом совсем забрал к себе в цирк, когда ей исполнилось уже лет двенадцать. Так что и она толком не знала отцовской ласки… Когда мужья и пассии моей дочери обращали внимание на маленькую Валентину, та бесилась, ревновала. Она была, честно скажу, неважнецкая мать. Личная жизнь у неё тоже не складывалась. С новыми мужьями расставалась тут же, как только ощущала, что их чувства начинали остывать. Она находила очередного мужчину. Была с ним до тех пор, пока он её баловал и носил на руках. Но при этом не позволяла никому доминировать над собой, поскольку выросла в свободе и вечном голодном поиске мужского начала. Моя дочь так и осталась законченной эгоисткой, этакой красивой женщиной-девочкой, нуждающейся в вечном отце… Валентина, боюсь, мать превзошла. Она тоже в бесконечном, ненасытном поиске… Моя внучка, Павел, – несчастная девочка! Которая невольно делает несчастными других. Это не блажь. Это – недуг! Боюсь, неизлечимый. Это вне её сознания. Это больше её. Простите её, Пашенька! Если сможете. Ей, поверьте, хуже всех! У неё нет друзей. Есть только соискатели её тела. Она в этом мире отчаянно – одна…
