Тайны первой французской революции | страница 79



 Упреки совести потрясли его до глубины души.

 "Да, теперь я понимаю, что это грозное выражение прекрасного лица относилось к хвастунишке-Кожолю... Он стоит проклятия за свое милое поведение..."

 И он прибавил с глубоким вздохом:

 -- В конце концов я получил то, что заслуживаю.

 Между тем разговор за дверью продолжался:

 -- Да, жестокая!.. -- повторил Баррас. -- Жестокая! Потому что несколько минут заставила меня беспокоиться... пока я вас искал. Ну, где же вы тогда спрятались, Елена?

 -- Елена!.. Прекрасное имя, -- пробормотал Пьер.

 -- Я же вам повторяю, виконт Баррас, что с наступлением ночи я хотела немножко освежиться в комнатах, выходящих в сад. Скучное ожидание слишком тяготило меня. В соседней комнате я невольно задремала. Когда я вас встретила, мне и в голову не пришло, что я так долго спала.

 -- И вы шли встречать меня, Елена? -- спросил Баррас взволнованным голосом.

 -- Куда же я могла идти в этом дворце, где я, кроме вас, никого не знаю, где никто не интересуется мной, кроме вас?

 -- Ну, вы сами же сознаетесь, что вами интересуется только один -- и эта правда не может вдохнуть в вас никакой признательности! Когда ж, Елена, вы полюбите меня?

 -- Да неужели вы не уверены в моей дружбе?

 -- Ах! Что мне из этой дружбы, которую... вы всегда выставляете напоказ, когда вздумаете притвориться, что не понимаете меня. Не дружбы я хочу, а вашей любви... вот...

 И Баррас упал к ногам Елены, закончив свою речь страстной мольбой:

 -- Елена! Я желаю владеть тобой!.. Бесценная, обожаемая Елена!

 В эту секунду Кожоль быстро отвернулся от замочной скважины.

 "Да! -- подумал он, -- я разыгрываю дурака, выслушивая это объяснение. Мне нет здесь места, черт побери! Нужно скорее бежать!"

 И молодой человек сделал уже шаг прочь от двери, но он рассчитывал... Им овладела непреодолимая зависть. Уже забыв о неловкости и чувстве вины, которое щемило его сердце, он хотел снова побыть с глазу на глаз с Еленой, хотел получить прощение за свою ошибку от той, которую он находил столь прекрасной.

 Кожоль еще не верил, что влюбился, но, однако ж, в голосе его уже звучала ревность, когда он пробормотал:

 -- И она позволяет... снисходит до этого проклятого Барраса?..

 И, против собственной воли, граф снова занял пост наблюдателя у замочной скважины.

 Директор, сложа руки, все еще стоял на коленях и не переставал умолять Елену.

 -- А! Хорошо!.. Дела директора идут не лучше прежнего, -- тихо произнес Пьер с невольной радостью.