-- И я действительно из Бретани...
-- Так оно вам, -- сказал Жаваль, счастливый тем, что смог показать свою проницательность.
Кожоль сломал печать.
В письме говорилось: "Сегодня вечером, в десять часов, будьте перед Новой Калиткой Люксембурга". Подписи не было.
Пьер колебался. Странный способ найти того, кому предназначалась эта записка, привел его в недоумение.
-- Ивону или мне назначается это рандеву? -- спрашивал он себя.
Жаваль, видя его сомнения, с дрожью объяснял себе их причину:
-- Он притворяется, что не знает, кому адресовано это письмо, но я вполне уверен, что это из полиции, которая требует отчета обо мне.
Нерешительность молодого человека исчезла наконец.
-- Иду! -- прошептал он.
Ворота Люксембургского сада, носившие название "Новой Калитки" (Grille-Neuve), выходили на безлюдный пустырь. Шестнадцать лет тому назад здесь обрывалась западная часть сада -- граница ее видна и теперь. Треугольник, образованный в наше время перекрестком улиц Западной и Вожирар, был огорожен, как говорилось, под устройство балаганов, кафе и общественных гуляний. Одним словом, из него хотели создать вторую знаменитую ярмарку Святого Лаврентия, находившуюся в том же квартале.
Приступили к работам, очистили место от деревьев, но на том и остановились. Дорога, проложенная позже и получившая название улицы Богоматери, не слишком-то возбуждала охоту здесь строиться. Для приманки покупателя обещано было, что все дома, которые будут окаймлять сад, смогут иметь свой собственный выход в Люксембург с правом бывать там даже тогда, когда для остальной публики сад закрыт. Но подрядчики мало заботились об улице Богоматери, и в 1798 году здесь стояли только два угловых дома со стороны Вожирар.
Кругом расстилалось пустое поле, сплошь покрытое ямами от выкопанных деревьев -- никто не позаботился его сровнять. Понятно, как рискованно было идти сюда ночью, когда мошенники наводняли город и смеялись над тщетными усилиями полиции, неискусной и беззаботной, если дело не касалось политики.
Однако во мраке, не рассеянном светом ни единого фонаря, кто-то проскользнул.
-- Черт побери! Здесь темнее, чем в печи! Ай да местечко! Честное слово, тут вволю можно душить людей, -- бормотал человек, подвигаясь вперед.
От подобной мысли Кожоль -- а это был он -- вдруг остановился.
-- Ба, в самом деле, -- прибавил он, -- меня заманили в этот позабытый уголок Парижа, может быть, для того чтоб без шума отправить на тот свет. Любая из этих восхитительных ямочек, зияющих повсюду, готова принять меня в свои объятия -- только выбирай.
