Поравнявшись с No 20, аббат, не останавливаясь, поднял глаза и увидел вывеску, на которой значилось: "Косметический магазин Сюрко".
Издали Кожоль заметил, как аббата вдруг передернуло, и он поспешил пройти мимо дома.
Когда Монтескью поравнялся с Пьером, он казался неожиданно взволнованным.
-- Господин Кожоль, не находите ли вы, что вы обязаны безусловно мне повиноваться? -- спросил он отрывисто.
-- Да, аббат.
-- Итак, я требую, чтоб вы оставили своего друга в этом доме и не старались бы добраться до него без моего разрешения.
Кожоль сделал нетерпеливое движение.
-- Я вам приказываю, сударь, в интересах дела, которому мы оба служим... во имя короля, -- добавил аббат.
Молодой человек молча поклонился начальнику и удалился. Прежде чем уйти, аббат бросил прощальный взгляд на дом Сюрко и весело прошептал:
-- Судьбы своей не избежишь. Там или здесь, но Бералеку на роду написано быть соблазнителем -- ради торжества королевского дела.
Если осужденный на смерть имеет в распоряжении двадцать четыре часа на проклятия своим судьям, то подчиненный должен располагать таким же временем, чтобы роптать на свое начальство. Граф Кожоль, возвращаясь в гостиницу "Страус", от всей души ругал Монтескью.
-- Чтоб ему провалиться, проклятому аббату! Какая польза в том, что Бералек сидит в этой помадной банке! И ладно бы только нелепое промедление в нашем деле. Но нет! Тут еще и строгий запрет видеть моего друга! О! Этот приказ меня бесит! Чтоб отвести душу, с каким удовольствием я бы намял сейчас чьи-нибудь бока!
Едва Кожоль загадал это желание, как вдруг чей-то голос выстрелил над его ухом изо всей силы здоровых легких: -- Да здравствует Директория!
То был почтенный Жаваль, который, завидев дорогого постояльца, спешил засвидетельствовать свою преданность законной власти.
При этом оглушительном реве Кожоль с яростью обернулся.
Видя сверкающий взгляд жильца, трактирщик, выдавивший было приятную улыбочку, весь позеленел и затрясся.
-- Подставь-ка мне свою спину! -- сухо сказал Пьер.
-- Но гражданин... вежливость...
-- Спину подставляй! -- еще строже велел молодой человек.
Жаваль понял, что тут нечего было рассуждать или объясняться по поводу этой странной фантазии, и повернулся.
Но как только он исполнил приказание, то сразу почувствовал, что зашатался с головы до ног от здорового пинка по некоторым мясистым частям своей особы.
-- Уф! -- произнес Кожоль со вздохом удовольствия, показывавшим, что он славно успокоил свои взволнованные нервы.
