Воспитание Петра Меншиков ещё при жизни Екатерины поручил вице-канцлеру Андрею Ивановичу Остерману, игравшему заметную роль в политической жизни тех лет. Прежнего учителя Секани выслали за границу. Светлейший полностью доверял Остерману, полагая, что, пока тот опекает Петра, можно не беспокоиться за собственное влияние на мальчика. Но Андрей Иванович вёл самостоятельную игру. План обучения Петра был разработан достаточно хорошо и включал основы нескольких наук и светского этикета. Но, придерживаясь принципа, «чтобы не вдруг очень налегать» на своего подопечного, Остерман практически пустил дело на самотёк. В результате образование Петра оставалось крайне поверхностным, а само обучение делалось всё менее и менее регулярным, пока не прервалось вовсе.
В первое время Меншиков настолько бдительно опекал своего будущего зятя, что даже поселил императора в своём дворце. Сам светлейший добился всех мыслимых и немыслимых почестей, став 13 мая 1727 года даже российским генералиссимусом. Мария Меншикова уже мнила себя чуть ли не императрицей. Она именовалась «невестой-государыней принцессой», и её имя поминалось во время церковных служб в ряду имён Императорской династии. А в письме австрийской императрице, сообщая о своей помоловке, Мария даже назвала адресата «тёткой», чем вызвала глухое недовольство венского двора. Казалось, ещё немного и семейство Меншиковых прочно породнится с Романовыми. Но хитрая политика Остермана, исподволь настраивавшего молодого императора против его покровителя, принесла свои плоды. Активность стали проявлять и члены семьи Долгоруких, один из них – сын сенатора гоф-юнкер князь Иван Алексеевич Долгорукий, 19-летний молодой человек, сделался закадычным другом Петра. Скрытая борьба за власть привела в конечном итоге к позорному падению Меншикова. Светлейший был обвинён в многочисленных злоупотреблениях, арестован вместе со всем семейством и после конфискации имущества отправился по этапу в ссылку. Помолвка Петра и Марии была разорвана. Дочь Меншикова впоследствии умерла в Берёзове, не перенеся тягот сибирской жизни.
Теперь у трона почти не осталось «птенцов гнезда Петрова», за исключением разве что Остермана и Головкина. Верх взяла группировка старой аристократии, которая постепенно заняла ведущее положение в Верховном тайном совете. В начале 1728 года двор переехал из Петербурга в Москву, что могло символизировать возвращение старых порядков. Но время уже было другим. Государственная машина всё ещё работала по инерции Петровской эпохи. Правда, теперь её обороты существенно замедлились.
